Мэв Бинчи - Лилобус

Под вечер он ощутил, что больше не в состоянии этого выносить. Он сообщил, что обещал помочь Джуди Хикки, и пора бы к ней заглянуть.

- Храбрая женщина, Джуди Хикки – она двадцать лет гордо смотрит людям в глаза, - сказал отец на удивление твердым голосом.

- А почему бы и нет? – стал защищать ее Руперт. – Она уже понесла суровое наказание.

- И выстояла, не скрылась и не уехала. Переселилась в сторожку, хотя раньше была хозяйкой усадьбы.

- И у нее отобрали детей, - добавила мама. – Вот что самое ужасное.

- Да, ладно. Ну, я ненадолго.

Оказавшись на воздухе, он ощутил, что снова может дышать. Он миновал площадь и направился ко флигелю возле Большого дома.

Джуди уютно устроилась у окна, словно кошка. Она ему не обрадовалась – наоборот, едва не отправила обратно. Она и правда похожа на Джимми, только мягкости убеждения ей не хватает: Джимми стал бы объяснять, что так и так поступить разумней, а Джуди внушала, что это его долг и обязанность.

Но она не шутила. Она встала, потянулась и сказала, что намерена пойти погулять в мужнином лесу. «В лесочке Джека Хикки», - так она его называла. Она велела говорить о чем угодно, лишь бы показать отцу, что ему не все равно.

Но о чем говорить? Нельзя же сказать, что при мысли о любовнике, который, вероятно, ему изменяет, его сердце разрывают шипы ревности. И вообще, с отцами никто не может откровенничать – ни про любовников, ни про любовниц. Но Руперту еще хуже: он не мог рассказать о своей жизни, о прекрасных цветах, которые они с Джимми посадили и как в июле расцвел темно-синий ковер, и как они фотографировались на его фоне. Трудно говорить о саде, не упоминая Джимми, потому что они неотделимы друг от друга - как дом, приготовление обедов и ужинов, праздники, чтение, смех, и прочие обычные повседневные дела.

Немного обиженный резкостью Джуди, он отправился домой. Проходя мимо магазинчика Кеннеди, он увидел, как двери открывают высокой миловидной девушке. Рыжеволосый Эдди Кеннеди смотрел на нее с глупой улыбкой: должно быть, женихаются. Она очень хороша собой. Как просто было бы жить, если бы только на роду ему было написано влюбиться в высокую миловидную девушку, которая принесет жизнь и смех в его тихий дом.

Вдруг он представил себе, что в доме появится Джимми. Представил, как он останавливается у порога, прикасается к побегам клематиса и восхищенно сгребает их в ладони. И говорит маме Руперта: «Сядьте, отдохните, а мы с вашим сыном-балбесом в кои-то веки приготовим вам ужин». И рассказывает отцу Руперта разные истории о школе для мальчиков, где он преподает, какие у них зарплаты и премии, и какой кошмар эти школьные концерты. Как они спокойно идут вместе в «Райанс», пропустить стаканчик-другой, пока готовится обед. Джимми внесет в их дом куда больше тепла и света, чем какая угодно розовощекая девушка с зажиточной сельской фермы.

- Я тут подумал, - сказал он маме, которая опять открыла дверь, едва он подошел, будто стояла на страже. – Можно на следующие выходные я приглашу в гости друга?

Потом все пошло как по маслу. Мама поблагодарила его за то, что он предупредил заранее: будет время навести чистоту в гостевой комнате - она давно уже собиралась, но руки все не доходили. Отец заметил, что было бы интересно познакомиться с кем-нибудь из той школы, потому что он знавал многих ее выпускников, и никто о ней доброго слова сказать не мог, хотя все, кто там учился, весьма преуспели.

Вдруг его как током ударило: а вдруг Джимми не захочет?

- Надеюсь, у него других планов нет, я-то забыл у него спросить, - проговорил он, запинаясь.

- Может, позвонить ему? – предложила мама. Она набирала номер так, будто звонила на другую планету, а не в Дублин – осторожно и без особой надежды на успех.

- Господи, как здорово слышать твой голос, - сказал Джимми.

- Я сейчас дома, - сказал Руперт.

- Надеюсь. Мне приходило в голову, что ты там бродишь без меня по злачным местам, но я решил тебе верить. – Джимми тепло рассмеялся. Руперт сглотил ком в горле.

- Здесь так здорово, такая красота кругом, и я подумал… хотел тебя спросить…

- Да?

- Хотел спросить: может, приедешь через неделю погостить?

- Я бы с радостью.

Повисло молчание.

- Правда? Джимми, правда?

- Конечно. Уже не надеялся, что позовешь, - ответил Джимми.

Эмер, ее подруга, называла этот рейс «танцевальным». По пятницам обитатели Дублина в массовом порядке садились по автобусам и уезжали за город, чтобы вечером попасть на танцы у себя дома. Это революция, говорила она: деревенские уезжают, потому что дома у них развлекаться умеют куда лучше, чем в Дублине. По будням они наслаждаются городской свободой, и в то же время не теряют связи с домом.