— Скажите, пожалуйста, как пройти к господину Леруа? К Анри Леруа?..
— Третья дверь… Вон там, видите?.. Не эта. Подождите, я вас провожу… Вот сюда…
Дети спят. Анри и Полетта сидят вдвоем. В кухне тепло. В таком доме нетрудно натопить — стены здесь толстые, рамы плотно пригнаны. Полетта вяжет, Анри занимается. Он любит, чтобы под рукой были все нужные ему газеты и журналы. На столе лежат развернутые номера «Кайе», «Юма», «Франс нувель» [2] «Кайе дю коммюнизм» — теоретический и политический орган ЦК КПФ; «Юма» — так французские рабочие называют газету «Юманите»; «Франс нувель» — еженедельная газета ЦК КПФ. — Прим. перев.
. «Франс нувель» открыта на середине — там, где всегда дается общий обзор. За подробностями Анри обращается к старым номерам «Юма», которые он сохраняет две-три недели, пока Полетта не скажет: «Знаешь, ты все завалил своими газетами!..» Тогда Анри с сожалением отдает их на растопку, только делает вырезки самых важных статей. Для более глубокого изучения какого-нибудь вопроса он обращается к «Кайе». Из всех номеров журнала Анри вырезает оглавления и складывает их в папку. Таким образом он может моментально подобрать пять или шесть статей по тому или иному предмету с указанием номера журнала и даже страницы. Гораздо плодотворнее, чем перескакивать с одного на другое, смешивая все вопросы. Час поработаешь — и чувствуешь, что ты поднялся на одну ступеньку выше. Перед Анри лежит также книга Тореза «Сын народа» и два вышедших тома его сочинений, «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)», «Вопросы ленинизма» и «Избранные сочинения» Ленина в двух томах — он купил их, когда занимался на федеративных парткурсах два года тому назад. На вид это очень дорогие книги, а на самом деле они стоили совсем немного, так как изданы в Москве, а там книги удивительно дешевы. Два эти тома украшают полки и даже создают впечатление настоящей библиотеки, хотя здесь стоят пока главным образом брошюры. Анри бережет эти книги. Беря их в руки, всякий раз любовно погладит переплет. Ведь и обложка, и бумага, и типографская краска сделаны в советской стране. Перевернет страницу и тоже погладит ее, чтобы она лежала ровно, не помялась… Да и бумага в этих книгах такая, что хочется ее погладить. А проведешь пальцами по страничке — и уже кажется, что ты многому научился.
Если днем пришлось на чем-нибудь споткнуться, Анри со страстным нетерпением ждет часа вечерних занятий. А чем шире разворачивается борьба, тем чаще он сталкивается с трудностями. То станет в тупик перед какой-нибудь проблемой, чувствует себя нелепо, не зная, как ответить на заданный вопрос, то вдруг, кажется, растерялся, словно боится принять решение, а на самом деле просто не знает хорошенько, как следует поступить. И тогда вечером, если есть время, Анри обращается к тому учению, к тем учителям, которым он уже стольким обязан, ищет у них ответа: «Скажите, а это вы тоже осветили?» Он совершает захватывающее восхождение, начиная свой поход с «Франс нувель» и с «Юма»; и пусть не сразу, извилистыми тропинками, но всегда добирается до нужного места, найдя его у Маркса, у Энгельса, у Ленина, у Сталина или у Мориса, — и тогда все становится ясным и простым, как день и ночь, как ветер и дождь, и кажется, что в общем ты и сам всегда так думал, тебе не хватало лишь какого-то порядка, последовательности в мыслях. Это правда, сущая правда — как то, что одни и те же кирпичи могут быть превращены и в груду щебня и в новый дом; такая же правда, как то, что дом куда проще кучи щебня… И каждый раз, когда Анри открывает что-то новое, когда ему удается победить внутреннего противника — леность мысли, — который потянет тебя, только дай ему волю, к бездействию и невежеству, он не может удержаться, чтобы не сказать тому, кто в эту минуту находится рядом: «Послушай! Это просто замечательно!» Если возле него Полетта, она спросит: «Что?» — или улыбнется и скажет: «Что опять?» — и, собрав все спицы вместе, положит вязанье на колени. «Вот, послушай…» Лучше всего он понимает прочитанное, когда объясняет ей. У Полетты всегда возникают новые вопросы: «Скажи, а как в этом случае?» Если Анри знает, он ответит, а если не знает — говорит: «Этого я не знаю, еще не знаю». Полетта — единственный в мире человек, которому он может это сказать не краснея. Иногда он добавляет: «Полетта, рано еще спать ложиться. Посидим с полчасика, я попробую найти ответ… Нам ведь хорошо вдвоем, правда?» И нередко говорит ей: «А почему ты сама не поищешь, всю работу сваливаешь на меня?» Она его целует: «Ты же знаешь, некогда мне читать: кухня, стирка, дети, главное — дети!..»
Читать дальше