Шолом-Алейхем - Республика тринадцати

Море затянуло печальную песню. Загудели волны… Пароход стал покачиваться, бросаться в разные стороны, то поднимаясь, то опускаясь. Зазвенели звонки, раздался сигнал, забегали матросы. Машины затрещали, послышались удары бросаемых канатов. Загудели колеса… И, не успев оглянуться, мы услышали оглушительный гром, ужасающий гул, точно под нами разверзлась бездна — и в один миг все изменилось. Все мы, пассажиры, очутились на полу в различных позах. Упав, мы сразу почувствовали на себе холодные потоки воды — и вода схватила нас, смяла и унесла с собой. Все это произошло с непонятной быстротой. Мы даже не успели дать себе отчет во всем происходящем и не знали, куда нам бежать, где спрятаться. Мы все сбились в одну кучу, словно овечки в бурю, — и вот мы в воде, хватаемся за разбитые доски и выбиваемся из сил. Еще минута — и мы теряем представление о времени, забываем собственные имена, не понимаем, что творится вокруг нас. Мы знаем только одно: нас бросает вверх и вниз. И мы чувствуем, как кровь застывает в наших жилах, как немеют наши руки и ноги. И мы — уже не мы…

Понятно, что все это относится к моим товарищам. О себе я могу сказать (надеюсь, вы не сочтете это хвастовством), что я держался довольно стойко на одном месте, имел даже возможность наблюдать, как остальные боролись с волнами, напрягая все свои силы. Конечно, про миллионера и говорить нечего. Какому миллионеру хочется умереть?! Разве такому, кому миллионы и слава опротивели, кому хочется узнать, что такое представляет собой загробный мир…

Вы должны были бы поглядеть на того атеиста, который на палубе отрицал существование Б-га, смеялся над всем миром, над всеми законами. Как он задвигал руками! Как он вздыхал и охал, призывая Б-га на помощь! А женщина, та самая, что на пароходе держалась, как мужчина, — тут, увы, совсем потерялась. Она ежеминутно падала в обморок и так же быстро приходила в себя под холодными потоками воды, которые обливали ее с ног до головы. Женщина остается женщиной… Зато любо было глядеть на пассажира подпалубного помещения. Он постоянно оборачивался ко мне, кивал мне головой, советуя держаться обеими руками за железный крюк. Он сам держался за него одной рукой, ибо в другой у него была женщина. Женщина находилась в обморочном состоянии и могла, упаси Б-же, скатиться с доски и найти преждевременную смерть в глубинах моря…

Как долго это продолжалось — я не могу сказать. Никому из нас не пришло в голову поглядеть на часы. Я только помню, что было темно, потом стало еще темнее. Долго, очень долго тянулось время, возможно, что целые сутки, а, быть может, и двое суток. Я не могу с точностью определить, ибо есть такие читатели, которые, когда им рассказывают что-нибудь необычайное, переглядываются друг с другом и посмеиваются. Я знаю, чем пахнет такой смешок! — «врет напропалую, верь ему, как календарю». Да, я могу себе представить, какие гримасы состроили бы эти умники, если бы я хотел рассказать им, на какие чудеса я насмотрелся, когда на доске разбитого парохода несся по волнам необозримого моря, глядя на чудовищных рыб, на морских зверей — помеси человека с рыбой. Они бы заявили, что я рассказываю сказки. Но я предпочитаю об этом промолчать и рассказывать дальше.

Дальше, слава Б-гу, все было очень хорошо, лучше, чем мы могли ожидать. Нас выбросило на какой-то песок с камнями. Светлый путь блеснул в наши полузакрытые глаза, и живительное тепло разлилось по всем нашим членам. И понемногу мы стали приходить в себя, раскрывая глаза, перебрасываясь словами.

— Где мы? — говорит один.

— Где мы? — вторит ему другой.

Мы еще не знаем, где мы, но чувствуем и видим, что мы на берегу, на суше. И постепенно мы приподымаемся, пытаемся встать на ноги. Отряхиваем воду, оглядываемся по сторонам, поднимаем глаза к небу, потом вновь опускаем к земле. Над нами чудесное синее небо с ослепительным солнцем, а внизу — зеленая земля. Над нашими головами летают и поют птицы, вокруг нас рассыпаны мириады цветов. Мы чувствуем, как в душу каждого из нас вкрадывается какая-то странная щемящая боль… У нас дрожат руки и ноги. Мы, видимо, голодны. И снова мы спрашиваем друг друга:

— Где мы? Где мы?

Наш рассудок возвращается к нам, и мы уже понимаем, что это море выбросило нас на берег, на неизвестный нам остров. Я начинаю всех пересчитывать и вижу, что нас, представьте себе, ровно тринадцать, тринадцать человек как раз. Тут и миллионер, тут и атеист, та же женщина, рабочий… Вся наша еврейская колония целиком. И ни одного чужого!

Читать дальше