— Или броситься в пруд, — подсказало дерево.
Мистер Таппер заплакал.
Весенний ветер, холодный и пронизывающий, шевельнул ветви ясеня и застонал. Прекрасные луга лежали сейчас темные и безжизненные, пруд казался глиняной ямой, наполненной сырой грязью и склизкими головастиками. Влажный мох, на котором мистер Тапер лежал, заставил его поежиться.
Мистер Таппер устало поднялся. Дерево молчало.
— Я возвращусь домой, — произнес мистер Таппер. — Может, Уильям расскажет что-нибудь о Джоне Баркере или Джордже Коббе. А завтра я навещу мистера Бридла, попрошу у него прощения и отправлюсь доить коров.
Нередко уединенное поле, изредка навещаемое человеком, являет вдумчивому взору приятное зрелище согласия и благожелательности.
В таком малопосещаемом поле можно без помех наблюдать простой уклад природы. Можно увидеть проделки веселой ласки, услышать голос кукушки или пение пичуг, а чувство одиночества, что навеки поселилось здесь, равно освящено мягким летним теплом или студеными зимними холодами.
Это чувство, которым проникнута сама почва, как никакое другое может помочь в достижении божественного душевного спокойствия и пролить утоляющий бальзам на тревоги людей скромных и смиренных. Вряд ли можно найти какое-либо другое поле — хотя многие так же уединены и покинуты, — которое бы несло душе такое целебное благо, как поле мистера Фейси в Доддере.
Расположившееся на холме, в величественной близости ко всем ветрам, не укрытое ни с севера, ни с востока, ни с запада, готовое приветствовать как неистовый град, так и ярый ливень, это одинокое поле выносило и тихую, и ветреную погоду с одинаковым спокойствием и умиротворением.
Ничего здесь не было такого, что было бы бездушно отодвинуто в сторону за ненадобностью, как частенько случается среди людей, когда одного оттесняют и на его место сажают другого — гораздо большего глупца. Здесь даже забытая косилка облеклась важностью, стала вещью долговечной и мощной — величавое, всемогущее существо посреди простых комьев земли…
Косилка стояла посередине поля мистера Фейси, и оставили ее здесь ни по какой иной причине, как по лености хозяина.
Косилка только и делала, что на протяжении длинных летних и коротких зимних дней грезила о собственной значительности. Вряд ли кому-нибудь удавалось тревожить его грезы так мало, как мистеру Фейси. Этот безвредный человек даже не брал на себя труда — если не принимать во внимание считанных мгновений — запрячь лошадь в косилку и оттащить ее в сторону, чтобы она не мешала ему вспахивать поле.
У мистера Фейси были свои причины на то, чтобы оставить косилку на месте; из своего дома в долине он видел ее воздетые к небу оси.
Была в мистере Фейси некая безобидная гордыня, которая доставляла ему определенное удовольствие при взгляде на косилку. Поле принадлежало ему, косилка словно бы защищала его, и если бы кому-нибудь пришло в голову пройти той дорогой, косилка ясно показывала, кто хозяин поля.
Косилка оставалась на том месте годами, и каждую осень мистер Фейси осторожно вспахивал землю вокруг нее, вполне удовлетворенный тем, что она остается на месте, словно будучи уверенным, что ее ржавое железо пустило в землю корни, которые держат ее прочно и надолго.
И так косилка оставалась на середине поля, гордый корабль, зимой плывущий в буром море, весной бросавший якорь в зеленом океане, а летом полностью тонувший в золотом озере.
Поле, свободно лежащее под всеми ветрами, ревностно охраняет свою естественную красоту и немедленно мстит при малейшей попытке ограничить его свободу. Не успевал мистер Фейси огородить поле новой лоснящейся оградой — в глупой, безрассудной надежде заставить свое поле походить на ухоженные наделы внизу, в долине, — как тощие коровы в ответ на призывы поля принимались тереться о столбы, пока те печально не заваливались, а влажные западные ветры покрывали ржавчиной проволоку, пока вскорости все не ветшало и не приходило в скорбное состояние, исполненное при этом изящества и утешения.
Даже труды мистера Фейси по возделыванию поля мало что меняли, ибо со стороны, с верхушки кургана, надел мистера Фейси, как бы он ни вспахивал и ни боронил его, так и смотрелся частью нетронутых рукой человека, обширных холмов, торжественно устремляющихся к морю.
Было в поле мистера Фейси нечто такое, что смягчало скорбь и наделяло бессменным очарованием всякую перемену, распад и нищету…
Читать дальше