— Прощай! — сказал Терра. — Я спешу к ювелиру.
— За свадебным подарком? Она согласна?
Терра стоял, крепко упершись ногами в землю; уголки его рта вздрагивали.
— Я до конца дней презирал бы себя, если бы добровольно отказался от главной цели моей жизни.
— Деньгами тебя снабжает ростовщик-портной? — спросил друг.
— Через год я получу наследство и у меня будут собственные деньги. Я пойду куда хочу с женщиной, в которой для меня вся жизнь.
— Что ж, прощай, — заключил друг.
Терра опустил глаза; он сказал, делая над собой усилие, как стыдливая девушка:
— Ты забыл, что мы уговорились на сегодняшний вечер?
— Если тебе это еще интересно Женщина важнее десяти друзей, — подчеркнул Мангольф.
— Но не одного-единственного, — сказал Терра, поднял глаза и мучительно покраснел.
Мангольф чувствовал: «Во имя всего святого — нельзя, чтобы он один говорил так».
— Нам это понятно, — сказал он с мужественной теплотой. Он поглядел вслед другу.
Терра пошел дальше гораздо медленнее, размышляя, должно быть, о своем счастье, вместо того чтобы брать его штурмом.
Мангольф торопливо скользнул в дверь. В обширной прихожей не отзвенел еще колокольчик, как он уже подымался по желтой лестнице. Внизу решили: он идет к сыну. Он же шмыгнул мимо комнаты сына в соседнюю дверь.
Сестра сидела над книгой, зажав руками уши. Бросив быстрый взгляд из-под опущенных ресниц в зеркало напротив, она остановилась на конце страницы и больше уже не читала. У смуглого юноши позади нее бурно билось сердце, когда он глазами впитывал ее всю: узкие бедра, выступавшие над сиденьем, длинную белую шею поверх спинки кресла и нежный далекий профиль (все равно далекий, хотя бы я и поцеловал его), пышное белокурое великолепие волос, на которых пламенело пятно света из круглого отверстия в закрытой ставне.
Вот он уже подле нее, обхватил резким движением, прильнул лицом к ее склоненной шее. Лишь когда его губы встретились с ее приоткрытыми губами, она сомкнула глаза. Чем настойчивее становились его неловкие жадные руки, тем теснее приникала она к нему.
А потом она расправляла платье, и ее склоненное лицо как будто улыбалось — явно насмешливо и, пожалуй, задумчиво. Она сказала:
— Что это значит? Понять бы, что это значит.
Его это обидело, и он вновь попытался схватить ее, ловил по всей комнате, пока она не поймала его и сама же ответила на свой вопрос:
— Это значит, что мы прощаемся.
Он скрестил руки и хотел отвернуться, она насильно притянула его.
— Нечего по-мефистофельски хмурить брови! Вольф, ты не женишься на мне. И я не выйду за тебя, Вольф.
Он ответил как подобало:
— Скажи слово — и ничто не помешает мне исполнить приятный долг.
— Милый мой, оба мы слишком серьезно относимся к жизни, чтобы пожениться лишь ради взаимного удовольствия, — возразила она, неприступная в своем белокуром ореоле.
Он разнял руки.
— Ну, так если желаешь знать, я слишком многого хочу добиться в жизни, чтобы с этих пор попасть в зависимость от твоей семьи.
— А когда закончишь образование, постараешься найти девушку, у которой приданое будет на несколько миллионов больше моего.
— Я хочу достичь всего собственными силами, — запротестовал он.
— И я тоже. — Теперь руки скрестила она. — Цепляться за тебя… боже избави! Хоть ты и в моем вкусе, но таких еще найдется немало. Особенно в театре, куда я поступлю.
— Не думай, что это легко.
— Ревнуешь! Оттого, что тебя не считают незаменимым.
— К чему это подчеркивать? Ты ненавидишь меня. Это ненависть полов, — сказал юноша.
Хотя она и сама употребляла смелые выражения, его слова смутили ее, она подошла к окну. Он последовал за ней и заговорил, склонившись сзади к ее шее:
— Будь мы свободны, Леа, любимая…
— Зови меня Норой, как все, кроме брата, — прервала она.
— Я ни о чем бы лучшем не мечтал, Леонора, как уехать с тобой и для тебя работать, голодать, бороться. Преуспеть, чтобы ты улыбалась! Разбогатеть, чтобы ты была еще прекрасней. Долго жить, потому что живешь ты!
Она притихла, внутренне замирая, — так мягко и страстно звучал его голос. Вдруг в щели ставни перед ней мелькнул брат.
Брат решительным шагом входил в дом напротив. Там жила чужая женщина, которую он любил. Она, по-видимому, одевалась у себя наверху, за занавесками.
Вот у нее открылись двери. Брат появился в соседней комнате. А к ней вошла горничная и стала помогать ей. Живее! Чужая женщина топает от нетерпенья, не может дождаться, чтобы он принес ей свои дары и себя самого. Готово, сейчас она распахнет дверь, за которой шагает он. Нет, надела шляпу и пальто — бежит прочь, по лестнице вниз, через парадную дверь, вдоль стены, чтобы он не увидел ее из окна, и за угол. Прочь.
Читать дальше