Генрих Манн - Голова

— Одна-единственная, — возразил бедняга. Господин предположил, что случай самый безобидный. Он даже утверждал это. Его жена захмелела; вероятно, чтобы дать ей выспаться, ее взяли с собой другие две дамы, не знавшие, с кем она. Дамы принадлежали к высшему кругу; господин назвал фамилию и дал адрес далеко за городом.

— Только без шума! Вы сильно повредили бы своей жене! Отправляйтесь к себе в гостиницу! Выспитесь сами. Когда вы проснетесь, ваша жена будет стоять подле вашей кровати! — И господин подозвал такси.

Но затем Терра, дрожа и обливаясь потом, вернулся к Эрвину Ланна.

— Когда он проснется к вечеру, он поедет по тому неверному адресу, который я указал ему. Я позабочусь, чтобы там его послали по другому. Чем дольше я его задержу, тем счастливее он будет, увидя в конце концов свою жену, и даже не заикнется о ее похождениях.

— А если нет? — спросил Эрвин.

— Тогда все пропало, — сказал Терра.

Они пошли рядом, сперва медленно, потом их шаг ускорился сам собой. Вдруг они разом остановились.

— Нельзя терять ни минуты, — шепнул Эрвин.

— Вы хотите пойти к Лее? — хрипло спросил Терра.

Эрвин отвел взгляд. Они пошли дальше — в обратном направлении.

Глаза Эрвина Ланна, тусклые полудрагоценные камни, постепенно застилались страхом. Того и гляди разверзнется бездна. Вот она! Взор Эрвина Ланна перестал быть непроницаемым самоцветом.

— Я проводил ее на Иегерштрассе, она была так весела. Я проводил ее на Моцштрассе… Бедная Леа!.. — Он один помнил, что каждый час принес ей. — Она проста душой, я знаю, я утверждаю это. Ни один порок не затрагивает ее. Она проходит сквозь них, она скользит мимо жизни. Она никогда не потеряет себя. Что для нее мир? Вынужденная прогулка… — Он перевоплощал ее в себя. Все лучшее, чем он обладал и что знал, дарил он ей. — А теперь она ушла. Куда же деваться мне? — В глазах разверстая бездна. Он снял шляпу, голова была уже вся седая. — Она больше не вернется. На этот раз не вернется, я чувствую. Я всегда только сопровождал ее, я — тот второстепенный персонаж, который поклоняется и сопутствует. Я должен быть там, где она! Где бы она ни была! — Движения у него стали беспорядочными.

Терра преградил ему путь.

— А скандал! — прошептал он. — Не забудьте про скандал!

Они взглянули друг на друга; бездна в глазах Эрвина Ланна сомкнулась.

— Я очень устал, — сказал он. — Я подожду ее. — Терра оставил его, а сам пустился бежать.

Улицы были еще пустынны и тихи, но дыхание катастрофы гнало его все дальше ясным, пустынным июльским утром. — «Какая она сейчас? — думал он неустанно. — Как не похожа на ту, какой видит ее этот мечтатель… Она конченый человек. Ей уже недолго маяться. Так и надо, довольно болтовни. Смерть палача избавляет от жертв… где я это слышал?» Он окликнул такси, но не знал, куда ехать, и отослал его.

«Какая она сейчас?.. Нам придется исчезнуть, если скандал разразится. Смерть палача избавляет от жертв. Мы исчезнем, любимая! Катастрофа надвигается. Смерть палача…» Он поднял глаза на дом напротив.

Стиль XVIII века со скупым орнаментом. Дом стоял несколько отступя в ряду других домов, плиты перед ним позеленели. Подъезд монументальный, барский; меньшая дверь рядом как раз раскрылась. Только воздух, повеявший из нее, заставил Терра вспомнить о Мангольфе. Это был дом Мангольфа.

Он поспешил на другую сторону. Там он, правда, не двинулся с места, топал ногой и не мог уйти. Куря, шагал он взад и вперед, взад и вперед. Рот ожесточенно извергал дым, все лицо дергалось во власти гнева. «Из-за него!» Из-за него Леа очутилась там, где была сейчас. Из-за него стала такой. Брат увидел ее в расцвете былых дней, с гордой осанкой и гордой душой, в светлом платье, вызывающе юной в каждом жесте, каждом телодвижении, а смех ее звучал торжествующим вызовом жизни… Теперь, наконец, она была побеждена. Еще недостойно цеплялась за жизнь и падала побежденная, ибо кто-то обезоружил ее. Непоправимо обезоружил… Терра отшвырнул десятый окурок и твердым шагом вошел в дом. Лакеи в вестибюле и на лестнице не посмели остановить его, он прямым путем направился в спальню хозяина.

Мангольф только вставал. Он был в пижаме и брился.

— Дорогой Вольф! — начал Терра, остановившись в дверях. — В твоем доме не пахнет любовью. Я давно собирался сказать тебе это. Если бы я мог втолковать тебе, какое действие ты оказываешь на людей, ты, без всякого сомнения, немедленно перерезал бы себе горло, — вся остановка за тем, что у тебя не бритва, а прибор Жиллета.