Уильям Моэм - Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый. Пьесы. На китайской ширме. Подводя итоги. Эссе.

Элизабет. По-моему, это все совершеннейшая прелесть. Мне нравятся эти несуразные турнюры, узкие рукава.

Чампьон-Чини. А какие у них были фигуры! В те дни от женщины не требовалось быть худой, как спичка, и плоской, как блин.

Элизабет. А они не чересчур зашнурованы? Как они могли это терпеть?

Чампьон-Чини. Тогда они не играли в гольф и подобную чушь. Они охотились, были очень щедры и милосердны к деревенским беднякам.

Элизабет. Беднякам это нравилось?

Чампьон-Чини. Если нет, то они очень расстраивались. Когда они были в Лондоне, то каждый день катались в Гайд-парке, ходили на обеды с десятью переменами блюд, где бывали только свои. Они абонировали ложу в опере, когда пели Патти или мадам Альбани.

Элизабет. О, какая прелестная крошка! Ради бога, кто это?

Чампьон-Чини. Где?

Элизабет. Такая хрупкая, словно фарфоровая вещица, укутанная в меха, и личико опущено в муфту, падает снег.

Чампьон-Чини. Да, это тогда было всеобщим помешательством — сниматься на фоне декоративной вьюги.

Элизабет. Какая милая улыбка. Сколько в ней лукавства, открытости и жизнелюбия. Как бы мне хотелось походить на нее! Скажите, кто это?

Чампьон-Чини. Не узнаете?

Элизабет. Нет.

Чампьон-Чини. Ну как же, это Китти.

Элизабет. Леди Китти! (Обращаясь к ней.) Дорогая, взгляните! Какой восторг! (Передает ей альбом.) Как же вы не сказали мне, какою вы были? Конечно, все должны были влюбляться в вас.

Леди Китти берет альбом, смотрит, потом роняет его и закрывает лицо руками. Плачет.

Элизабет (в смятении) . Дорогая, что с вами? Ой, что же я наделала! Простите.

Леди Китти. Не говорите ничего. Оставьте меня. Какая я глупая!

Элизабет с минуту смотрит на нее растерянно, потом, взяв Чампьон-Чини под руку, уводит его на террасу.

Элизабет (проходя, шепотом) . Вы сделали это умышленно?

Портьюс встает, подходит к леди Китти и кладет ей руку на плечо. Некоторое время они остаются в этом положении.

Портьюс. Боюсь, я был с тобой груб перед обедом, Китти.

Леди Китти (снимая руку с плеча) . Не важно. Я сама была хороша.

Портьюс. Я все это не серьезно говорил.

Леди Китти. Я тоже.

Портьюс. Я сам знаю, что никогда бы не стал премьер-министром.

Леди Китти. Зачем ты несешь такую чушь, Хьюи? Если бы ты остался в политике, кто бы мог сравниться с тобой?

Портьюс. Не тот у меня характер.

Леди Китти. Дай бог кому другому иметь такой характер.

Портьюс. И потом, не скажу, чтобы мне очень хотелось стать премьер-министром.

Леди Китти. Зато как бы я тобой гордилась. Конечно, ты стал бы премьер-министром.

Портьюс. Знаешь, я бы дал тебе Индию. Думаю, это было бы очень популярным назначением.

Леди Китти. Не нужна мне Индия. Я вполне удовлетворилась бы Западной Австралией.

Портьюс. Дорогая, ты же не считаешь, что я позволил бы тебе похоронить себя в Западной Австралии.

Леди Китти. Или Барбадос.

Портьюс. Никогда. Это не лучше средства от плоскостопия. Я бы попридержал тебя в Лондоне.

Он поднимает с пола альбом и ищет глазами фотографию леди Китти. Та закрывает ее рукой.

Леди Китти. Не надо, не смотри.

Он убирает ее руку.

Портьюс. Не глупи.

Леди Китти. Как это противно — стареть, правда?

Портьюс. Знаешь, ты не очень изменилась.

Леди Китти (в восторге) . Хьюи! Как ты можешь нести такую чушь?

Портьюс. Конечно, добавилось зрелости — и только. А женщину красит немного зрелости.

Леди Китти. Ты в самом деле так думаешь?

Портьюс. Ей-богу, да.

Леди Китти. Ты говоришь не для того, чтобы меня утешить?

Портьюс. Нет-нет.

Леди Китти. Дай я еще раз посмотрю.

Она берет альбом и не без самодовольства смотрит на фотографию.

Когда правильные черты лица, возраст не имеет значения. Всегда остаешься красивой.

Портьюс (чуть улыбаясь, как при разговоре с ребенком) . Глупость, что ты плакала.

Леди Китти. У меня не потекли ресницы?

Портьюс. Нисколько.

Леди Китти. Я сейчас пользуюсь очень хорошей краской. Они даже не слипаются.

Портьюс. Слушай, Китти, сколько еще ты собираешься тут оставаться?