Роберт Эйкман: Niemandswasser

– Как быть с тем, что находится под ней?

– Я полагаю, точно так же, ваше высочество. Абсолютно так же.

– Озеро очень глубокое, как я всегда представлял?

– Местами, ваше высочество. Местами – чрезвычайно глубокое. В нём до сих пор не сделана полная гидрографическая съёмка.

– Вот именно! Но ведь должна быть сделана, как ты считаешь?

– Трудно сказать, какую практическую цель она могла бы преследовать.

– Разве приобретение новых знаний – цель сама по себе не достаточная?

– Так говорят, ваше высочество.

– Но разве ты не согласен с этим? Ведь ты наш местный светоч науки.

Вместо ответа Шпальт произнёс:

– Так значит, ваше высочество ничего не знали о том, что ужасное происшествие с бароном случилось именно в этой части озера?

– Конечно же, я об этом не знал, хотя с сегодняшнего дня, возможно, и заподозрил. Возможно, что и ты здесь именно поэтому. Но, как бы то ни было, откуда тебе об этом известно? Тебя там не было.

– Меня там не было. И, разумеется, мне не известно об этом – в обычном смысле. В этом смысле об этом не известно никому, кроме, возможно, вашего высочества, поскольку вы были там. И всё же я в этом уверен.

– Почему ты в этом уверен?

– Потому что именно в этой части озера случаются все странности.

– Что ещё там случилось?

– Рыбаки видели там корабли, полные сокровищ. Моряки на службе однажды вступили в большое сражение – многие среди них были ранены и убиты. Люди, чья жизнь подходила к концу, пересекали озеро холодными ночами и гибли там или, во всяком случае, пропадали без вести.

– Что–нибудь ещё, Шпальт?

– Да, ваше высочество. Мальчик, к которому я был нежно привязан, блестящий ученик, увидел там призрака, и теперь оглашает своими криками сумасшедший дом в маркграфстве.

– Как часто, по–твоему, такое случается?

– Полагаю, что редко, ваше высочество. Но каждый такой случай, сколь бы нечастыми они ни были, всегда происходит в тех водах. Иногда мне кажется, что есть особые, неподтверждённые причины тому, что эта часть озера осталась без владельца.

– Да, – сказал Эльм. – Я уже сомневаюсь, не согласиться ли мне со всем, что ты говоришь.

– У нас, крестьян, своя правда, как принято думать, – тихо ответил Шпальт и последним большим глотком осушил свой фужер.

– Я не считаю тебя крестьянином, Шпальт, хотя и они по большей части прекрасные люди.

– И всё же я крестьянин, ваше высочество.

– Пусть даже так, – сказал Эльм, – в тебе есть глубина. Я всегда это знал.

– На берегу озера едва ли отыщется кто–то, у кого нет в запасе истории о Ничьей Воде, ваше высочество, а то и не одной.

– В таком случае, почему я прежде никогда об этом не слышал?

– О зловещем не принято говорить, ваше высочество. Как не принято говорить о сердечных тайнах, единственных настоящих тайнах, которыми только владеет человек.

– Возвышенное сравнение, Шпальт.

– В большинстве из нас заключены двое, ваше высочество. Тому же, кто един и тем самым, как ему кажется, пребывает в гармонии с миром, всегда чего–то недостаёт.

– Вот как, Шпальт?

– И эти двое внутри нас редко сообщаются между собой. Даже соприсутствуя в сознании, они почти не касаются друг друга. Им не удалось бы встретиться без того, чтобы испытать неудобство.

– Бывает, что один умирает раньше другого, – заметил Эльм.

– Жизнь, как правило, указывает на то, что именно это и происходит, ваше высочество. Жизнь, какой мы её знаем, едва ли смогла бы продолжаться, если бы мужчины не убивали живущего в них мечтателя. Приходится думать о детях; о матерях, которые кормят их с тем, чтобы длился наш род; об экономике; о размеренной жизни общества. Обо всех тех факторах, в которых вы, ваше высочество всегда будете детально осведомлены ввиду положения вашего высочества и возложенной на вас ответственности.

– Да, – сказал Эльм. – это, как ты говоришь, мой долг, который, разумеется, все мы исполняем в меру своих сил.

Он подошёл, держа в руке бутылку.

– Выпьем, Шпальт. Позволь мне вновь разжечь гаснущий огонь.

Но рука Эльма так тряслась, что, наполняя бокалы, он заплескал и стол, без того нуждавшийся в полировке, и даже поношенные брюки учителя. Шпальт, впрочем, остался невозмутим.

– Мужские мечты, их внутренняя правда, тоже зловещи, ваше высочество. Если мужчина окинет взором свою внутреннюю правду, и если глаза его – включая и тот, что внутри – будут широко открыты, то он пошатнётся от ужаса. Потому–то, как мне всегда казалось, мы и слышим все эти истории о нашем озере. Там, на его поверхности, в темноте, скрытые от глаз, мужчины встречают свой внутренний образ. Или то, что они принимают за него. Не стоит рассчитывать, что многие из них вернутся невредимыми.