Жорж Санд - Исповедь молодой девушки

— Откажись от этой затеи, противной мне, безумной, бесчеловечной, — твердила я. — Я не люблю Фрюманса — то была не любовь, а болезнь воображения. Да, ты угадала мое смятение, но неверно поняла, неверно истолковала его. Мое сердце томилось желанием любить, а он был единственным достойным человеком из всех, кого я знала, только поэтому его образ и преследовал меня. Но поверь, Женни, он скорее внушал мне страх, чем восторг, и теперь, когда я лучше знаю свое сердце, мысль об этой любви не меньше ужасает меня, чем мысль о кровосмешении. Я люблю Фрюманса как отца, но мои чувства оледенели бы, стань он моим возлюбленным. Позволь мне все тебе высказать! Во мне произошел перелом, я стала взрослой, не пугайся же, что я говорю с тобой как женщина с женщиной. Твоя дочь уже не ребенок, у нее нет тайн от тебя, потому что нет тайн и от самой себя. Теперь я понимаю все, что ты боялась мне объяснить, знаю себя и владею собой — я ведь уже не только живу, но и предчувствую, ради чего живут. Ты была права, Женни: без любви нет жизни, вот я и хочу полюбить. Но отдать лишь часть души я неспособна, мне надо боготворить, а разве могу я боготворить Фрюманса? Когда уважаешь человека, его неизбежно побаиваешься. Он был бы для меня как прекрасная книга на чужом языке: силишься правильно перевести ее, но начинаешь клевать носом, потому что ты молода, и солнце манит в поле, а тут сидишь взаперти с непосильной для тебя задачей. Вы с Фрюмансом не любители смеяться, вы преодолели горы забот, пропасти страданий, вам будет хорошо вместе, как богам — победителям чудовищ. Я не шучу, Женни: для меня нет никого, кто был бы выше вас двоих, но на свете есть еще что-то, устрашающе огромное и влекущее, и этого ни ты, ни он не сможете мне дать. Не надо мне твоего замечательного Фрюманса — для меня он чересчур замечателен! Я хочу сердца более молодого, даже если оно бьется в груди у сорокалетнего мужчины. Пусть приходит Мак-Аллан, пусть снова повторит мне, что я красива и совершенна, что он рад жениться на мне, разоренной, изгнанной, безымянной, что до меня никогда не любил, что я первая страсть в его жизни. Я отлично знаю, что это вздор и неправда, но пусть он говорит чистосердечно, сам себе веря, пусть клянется всем, что для него свято, — и я поверю ему, буду счастлива поверить! Это и есть любовь, Женни, другой для меня не существует. На твой взгляд — заблуждение, на взгляд Фрюманса — безумие. Но с меня довольно рассуждений, здравых мыслей, анализа, логических категорий, глубокой философии; хватит, я устала от них! Я хочу узнать это пленительное заблуждение, погрузиться с головой в беспредельное безумие. Позволь мне, Женни, любить на свой лад и никогда больше не говори о Фрюмансе: он или свел бы меня в могилу, или наскучил бы, я возненавидела бы его или, хуже того, стала бы над ним смеяться. В нем я обрела лучшего из друзей, не отнимай же его у меня, заменив нелюбимым мужем!

Женни слушала меня с не меньшим удивлением, чем час назад я слушала ее. Она по-матерински сжала мне голову ладонями, пристально поглядела в глаза, потом, словно врач, пощупала пульс.

— Смотри сколько хочешь, Женни, — сказала я, — ты увидишь только одно — что я говорю тебе чистую правду. А вот мне и смотреть не пришлось, я и без того почти сразу поняла, что ты нечестна. Дорогая моя, вы само совершенство, но, признайтесь, вы мне солгали! Вы любите только Фрюманса, и будь иначе, я уже не могла бы вас так уважать. И случись Фрюмансу забыть вас ради меня, он тоже пал бы в моих глазах. Не пускайтесь же на хитрости, они все равно вам не удаются, а если бы удались, вы сделали бы несчастными всех троих!

Лицо Женни вдруг осветилось растроганной, простодушной улыбкой. С минуту она молчала, потом, покачав головой, проговорила:

— Вы хотите расстроить мои планы, а ведь они разумны, только зря я скрывала их от вас. Не спешите, подумайте хорошенько: если вы не любите Мак-Аллана, значит, любите Фрюманса или — уж не сердитесь — обоих сразу. Вы слишком долго оставались ребенком и сейчас еще не такая взрослая, как думаете… Да и воспитали вас как мужчину и только напутали, а мужчиной все равно не сделали… У вас не воображение, а бог весть что, — то вы будто бы настоящий мужчина, то женщина, то судите о сильном поле так, словно сами с бородой, то подавай вам кого-то, кто подчинит вас себе, а это значит, что никакой вы не мужчина и созданы только для того, чтобы любить и жертвовать собой… Но кого любить? Фрюманс слишком серьезен для вас, согласна, но достаточно ли серьезен Мак-Аллан? Если хотите знать правду — а знать ее, по-моему, вам надо, — он уже много любил в своей жизни. Джон доверяет мне, как, думаю, не доверял никогда и никому на свете, и я, хотя и ненавижу выспрашивать и выпытывать, тут не утерпела и кое-что вытянула из него. Ради вас я пойду на то, чего никогда бы не сделала ради себя.