Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

После сей речи Ности, как младшему, полагалось пройти на противоположную сторону и чокнуться с Йожи Каби.

— Кажется, он приятный молодой человек, — заметил, обратившись к соседке, Михай Тоот.

— Гм, — ответила пасторша, устремив вслед молодому человеку галочьи глазки и помаргивая ими. — Слыхала я, малость ленив он. Да и с отцом его не все чисто. А уж тот как спесив, особливо во время парламентских сессий! Вечно в кармане «Пешти напло» таскает, а попадется ему кто навстречу на улице, кого он узнать не пожелает, вытащит газету да уткнет в нее свою физию, вид делает, будто читает, так и проходит мимо людей. Вот таким вздором и развлекали друг друга гости за ужином, что, разумеется, долго занимать всех не могло, разве только тех, кто не прочь посидеть за столом допоздна. У молодежи обоего пола чесались пятки, они к танцам готовились, старики мечтали о картах, к жетонам своим стремились, и все с нетерпеньем поглядывали, когда же встанет из-за стола возглавлявшая его мама Фрузина. Она б уже встала, да вот пустобрех Подвольский никак не мог поставить точку: его пестрые любовные приключения вились, цепляясь друг за друга, будто плети ежевичных кустов.

Наконец хозяйка дома поднялась, послышался шелест, словно взлетела большая стая птиц. Тотчас прозвучали призывы к действию. «Долой столы!» — шумела молодежь. «Вперед, господа, на битву!» — строились в боевые порядки картежники. И лишь рабы вечной жажды беспомощно ожидали, пока хозяин отведет комнату под «буфет», куда можно будет забраться и попивать там винцо, чубуки покуривать да поспорить вдоволь, а то и песню спеть.

Фери присоединился к старикам, подсел к столу для игры в тарок, устроившись «советчиком» за спиной Михая Тоота (кто знает, может, когда-нибудь пригодится). Впрочем, от него и польза была, так как один из партнеров — Палойтаи — непрестанно бегал то туда, то сюда, наводя порядок, а чтобы игра, пока он отсутствовал, не прерывалась (время — деньги), Ности заменял хозяина дома. Целый вечер он не отходил от игроков, рассказывал анекдоты, наливал вино, разбавлял его содовой — словом, всячески им услуживал и оказался человеком полезным; его оценили, и, когда господин Тоот собирался объявлять большую игру — «ультимо» либо «соло», он оборачивался назад, как оно и подобает, если «советник» симпатичен, и лишь в том случае, когда Фери одобрительно опускал ресницы, с живостью восклицал: — Соло, хотя бы на одной воде сидеть пришлось! А между тем в большом зале, где танцевала молодежь, кто-то очень ждал Фери. Знай он это, вероятно, бросил бы верных поклонников крупного козыря, — а может, он знал и именно поэтому не оставлял их.

В большом зале догорели до конца свечи в люстрах, слуги вставили новые, толпа колыхалась, по углам дремали мамаши, часть танцоров утомилась, а новые становились все более пылкими. Из буфета, из комнат, где сплетничали, заглядывали скучающие гости, не показывался лишь тот, кого ждала Мари. Странный человек! Спесив он или в людях разочарован? Вот, право, загадка! Наверное, велел подать коляску и уехал. Из-за голов поклонников она старалась следить за дверью (удавалось ей это весьма редко, ибо кавалеры крушились вокруг нее, как пчелы вокруг жасмина), но люди входили, выходили, а он не появлялся. Ей хотелось расспросить о нем, но она не осмеливалась. Мама Фрузина, вероятно, знает, с ней-то он наверняка попрощался, но упаси бог заговорить о нем с мамой Фрузиной, глаза у нее, как у ящерицы: сразу все тайные мысли прочтет. Впрочем, их-то можно было бы не стыдиться, — если б только не скрывали они еще один слой: самые-самые тайные мысли.

Нет, никаких таких мыслей нет! Да нет же их! Ничего нет! Просто ей хотелось потанцевать с его превосходительством господином камергером. Всего-навсего невинное любопытство. Ей кажется, что, протанцевав с ним чардаш, она с абсолютной точностью сможет определить, охотник он с Шомьо или нет, ведь этот дурацкий вопрос все еще не выходит у нее из головы, и не хочет выходить, и не выйдет, и, быть может, на веки вечные останется подозрением и будет тревожить ее. А вдруг господин камергер притворялся? Может быть, — как же досадно, — ее (Мари) глаза обманулись, и память подвела, может, и лицо у него не такое и голос тоже, — но вот станцуй она с ним разочек! Все может лгать, только не ноги, что двигаются под музыку в одном и том же ритме.

Так как желание ее не осуществилось, Мари заставила это почувствовать и своих поклонников, которые, оставшись с носом, разбрелись кто куда. Председателя она оскорбила чем-то, он надулся, велел запрягать и уехал домой, а маленький барон поспешил к мамаше жаловаться.