Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

— Я Ференц Ности, — ответил Фери, проглотив досаду на то, что старик столь пренебрежительно отозвался о его роде.

— Ференц? И я Ференц, и ты Ференц, и император Ференц! Откуда мне знать, кто из них вол, а кто поросенок!

Все это он выпалил с милой непринужденной веселостью, каждая мышца, каждая клеточка его тела играла, глаза лукаво смеялись, лоб сиял, рот широко раскрылся, и густые усы, казалось, жили, поддразнивая окружающих каждым своим волоском.

Фери в изумлении уставился на него. Речи графа казались оскорбительными, но их смягчали забавные, уморительные ужимки; он задумался над ответом, однако надобности в нем не было, вместо Фери заговорила мама Фрузина.

— Он сын Пали, нашего депутата.

— Здравствуй, плутишка, — с воодушевлением воскликнул Подвольский, дружелюбно тряся руку Фери. — Н-да, — мечтательно продолжал он, — ох, до чего красивое тело было у твоей матери. Бе-елое! — И он прищелкнул языком.

Вся кровь бросилась в лицо Ференцу Ности, первым побуждением его было вскочить, ударить по лицу старца с почтенными сединами, но тот смотрел невинно, как агнец, красивые голубые глаза его так и сияли радостью, голос звенел оживлением, а в камине потрескивали, рассыпались огненные искры, будто аккомпанируя его словам и проказничая с ним вместе.

— А вам откуда известно? — сдавленным, глухим голосом спросил молодой человек. Каждое его слово было мрачным и тяжелым, как грозовая туча.

Все почувствовали неловкость положения и, побледнев, с трепетом ожидали скандала. Грудь молодого человека порывисто вздымалась, ноздри раздувались. Стояла тишина, как в склепе, слышался лишь стук сердец.

— Ну! Вам откуда известно?

По голосу, начиненному порохом, все ощутили приближение взрыва, все, кроме старого графа.

— Откуда? — Он подпрыгнул, хохоча и весело покачивая бедрами. — Да ты сам посуди! Я, может, на волосок какой, если не меньше, был от того, чтобы отцом твоим стать, бездельник ты, шалопай этакий!

От лица Фери медленно отлила кровь, теперь оно покрылось смертельной бледностью, и, чтобы чем-то занять дрожавшие руки, правой он вынул сигарету, а левой принялся взволнованно теребить и дергать ус.

Все повернулись к нему: что-то он сделает? Гости переглядывались, словно говоря: «Ужасно! Как бестактен старик! Бедный молодой человек, как он волнуется, как сдерживает себя! Очень щекотливое положение».

— Ну, чего надулся, мальчуган? Что молчишь? — добродушно поддразнил нового знакомого Подвольский и щелкнул шпорами.

— Да вот раздумываю, — с язвительной усмешкой ответил Ности, вздернув брови, — стать мне отцеубийцей или перестать быть джентльменом?

Браво, браво! Повсюду вспыхнуло оживление, раздались аплодисменты. Общество словно от кошмара освободилось. «Столетия», сдвинув головы в чепцах, расхваливали его вовсю. Остроумный ответ! Милый молодой человек. Сам епископ не ответил бы мудрее Подвольскому, этому сумасброду, старому ребенку, которому все дозволено. Ведь прими Ности воинственную позу, он стал бы смешон, а не обрати внимания на вздор старого графа — прослыл бы циником; словом, либо бретером, либо циником, а он вон как блестяще выпутался, и отцеубийцей не сделался, и джентльменом остался. Тонкое воспитание, ничего не скажешь!

Даже госпожа Тоот подошла к старухам, кольцом окружившим Фери и втолковывавшим ему, как непристойно развязен Подвольский. Просто чудо божье, что до сих пор ему голову не проломили.

— Коль до сих пор не проломили, и сейчас увернется, — рассудил Палойтаи. — Не сдавайся, старый Ферко!

А тот и не собирался сдаваться, даже объяснять принялся, что он, собственно, имел в виду.

— Дело-то давнишнее. Когда я был еще молодой, губернаторствовал в комитате нашем старый Лабикан. Захожу я как-то в приемную комитатского управления и вижу, сидит этот молокосос, Пали Ности, он тогда помощником нотариуса был, и еще целая куча просителей. Он и спроси меня — зачем, мол, пришел. Говорю, есть небольшое дельце к губернатору. А он мне: «Сейчас там вице-губернатор, потом я иду, но охотно уступлю тебе очередь». Поблагодарил я и сказал примерно так: «Боюсь, задержу я губернатора и заставлю тебя ждать. Ты, надеюсь, долго там не будешь?» — «О, ни в коем случае!» — ответил он. «Ты зачем к нему?» — «Да пустяки, спросить кое-что надо». — «Тогда иди сначала ты, мне так удобнее». И он пошел, разбойник, а через несколько минут выскочил с сияющим от счастья лицом. Вслед за ним и я предстал пред очи губернатора и торжественно попросил у него руки его дочери, старшей, разумеется, ведь младшая, татарская княгиня, нынешняя Хомлоди, тогда еще в куклы играла. Губернатор даже охнул от изумления и с досадой покачал головой. «Эх, опоздал, братец Ферко, только сейчас обещал я отдать дочь Палу Ности. Не мог ты на десять минуток раньше прийти!» А ведь я мог, сам Ности предлагал сначала мне зайти, послушайся я его, теперь бы этот шалопай моим сыном был.