Дэвид Лоуренс - Радуга в небе

— Мне понравилось, как мы плавали наперегонки, Урсула, — сказала мисс Ингер. — А тебе?

Девушка могла лишь засмеяться, сияя лицом, неприкрыто и откровенно.

Молчаливое признание в любви состоялось, но события стали развиваться не сразу. Урсула пребывала в блаженном волнении.

Потом, в один прекрасный день, когда Урсула оставалась одна, учительница подошла к ней и проговорила с некоторым смущением:

— Хочешь, мы устроим с тобой чай в субботу, Урсула? Лицо девушки вспыхнуло благодарностью.

— Мы отправимся в маленькую хижину на Со, хорошо? Я там иногда провожу выходные.

Урсула была вне себя от восторга. Она не могла дождаться субботы, голова была как в огне. Скорей бы суббота, только бы скорее!

Наступила суббота, и они отправились. Мисс Ингер встретила ее в Соли, после чего они прошли пешком примерно три мили до хижины. День был сырой, теплый и облачный.

Хижина оказалась крохотным двухкомнатным строением на высоком крутом берегу. Внутри все было изящно-утонченно. В восхитительном уединении девушки приготовили чай и затем завели разговор. Домой Урсуле надо было только к десяти вечера.

Разговор как по волшебству мгновенно свелся к любви. Мисс Ингер рассказывала Урсуле о своей подруге, о том, как она умерла в родах и что пережила она сама; потом она говорила о какой-то проститутке, о своем опыте общения с мужчинами.

Беседуя так на маленькой терраске, они не заметили, как наступил вечер и начал накрапывать теплый дождик.

— Как душно, — сказала мисс Ингер.

Они видели, как прошел поезд — он прошумел вдали, и огни его в сумерках казались бледными.

— Гроза собирается, — сказала Урсула. Электрическое напряжение все сгущалось, наступила тьма, которая поглотила их обеих.

— Мне хочется пойти искупаться, — послышалось из грозовой тьмы.

— В темноте? — сказала Урсула.

— В темноте приятнее всего. Пойдешь со мной?

— Хорошо бы.

— Это совершенно безопасно. Земля здесь в частном владении. Раздеваться нам лучше в хижине, потому что дождь вот-вот пойдет. Разденемся — и бегом!

Неловко, застенчиво Урсула прошла в хижину и стала снимать с себя одежду. Прикрученная лампа светила тускло, и она оставалась в полумраке. Уинифред раздевалась возле другого стула.

Вскоре неясная обнаженная фигура старшей из девушек подошла к младшей.

— Готова? — спросила учительница.

— Минуточку.

Урсула с трудом выговорила это. Ее приятельница, обнаженная, стояла рядом, близко, и молчала. Урсула была готова.

Они нырнули в темноту, чувствуя, как овевает кожу мягкое вечернее дуновение.

— Я не вижу тропы, — сказала Урсула.

— Вот она, — произнес голос, и зыбкая бледная тень, приблизившись, сжала ее руку. Старшая крепко прижимала младшую к себе, прильнув к ней, пока они спускались вниз, а на берегу она обвила ее руками и поцеловала. Потом, приподняв ее в своих объятиях, она негромко сказала:

— Я отнесу тебя в воду.

Урсула тихо лежала на руках у учительницы, прижавшись лбом к любимой, до безумия любимой груди.

— Сейчас отпущу, — сказала Уинифред.

Но Урсула обвилась всем телом вокруг тела учительницы.

И вскоре на их разгоряченные тела пролился дождь — пугающе неожиданный и сладостный. Они с наслаждением подставляли себя под его струи. Дождь лил на грудь Урсулы, заливал ее руки и ноги. Ей стало холодно, и глубокая бездонная тишина охватила сердце, словно оно вновь окунулось в бездонный мрак.

Жар остыл, ей было зябко, как при пробуждении. Она бросилась в хижину, холодный мертвенный призрак, стремящийся исчезнуть. Хотелось света, присутствия других людей, каких-то внешних и легких связей с ними. А больше всего ей хотелось затеряться в естественном своем окружении.

Она рассталась с учительницей и вернулась домой. Она была рада вновь очутиться на станции, в субботней толпе вечерних пассажиров, сесть в освещенный переполненный вагон. Единственное, что было бы некстати, это встретить знакомых. Она не была расположена к разговору. Она была одинока и безответна.

Вся эта сутолока, мельканье света и людей было лишь внешним ободком, внешней границей огромной внутренней тьмы, бездонной пустоты. Ей хотелось удержаться в этой сутолоке, на этой освещенной стороне границы, потому что в ней самой царила пустота истинного мрака.

На какое-то время ее учительница, мисс Ингер, исчезла, став пустым и темным пространством, а Урсула была вольна тенью бродить в нереальности небытия, забвения. И Урсула была рада недвижной безжизненной радостью, что учительница исчезла, покинула ее.