Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Те, что от дьявола

Ну так вот, хотите верьте, мой дорогой, хотите нет, но безоблачное счастье, добытое преступлением, пребывало неомраченным. Ни одно пятно, память о грязном трусливом убийстве — на кровь не хватило отваги, — не туманило их небесного блаженства! Впору в обморок упасть всем на свете моралистам, придумавшим прекрасную аксиому о наказанном пороке и торжествующей добродетели, не так ли? Забытые всеми на свете, видевшие только меня, врача, ставшего почти что другом из-за частых визитов, и нисколько меня не стеснявшиеся, они чувствовали себя совершенно свободно. Забыв обо мне, они жили пылом своей страсти, с которой мне нечего сравнить, хотя воспоминаний за жизнь у меня накопилось достаточно. Вы были свидетелем их счастливого забытья всего несколько минут назад: они прошли и даже не заметили меня, хотя я стоял в двух шагах. Когда мы виделись часто, они не замечали меня точно так же. Вежливые, приветливые, они смотрели на меня словно на пустое место, и я ни за что не стал бы ездить в Савиньи, если бы не изучал, словно в лаборатории под микроскопом, их невероятное счастье, стремясь отыскать для собственного своего удовольствия маковое зернышко усталости, печали или — произнесем наконец ключевое слово — раскаяния. Но не нашел! Любовь заполнила их, переполнила и вытеснила из них все, в том числе и совесть, как мы привыкли называть нравственное чувство. Глядя на двух счастливчиков, я понял, насколько серьезно шутил мой товарищ Бруссе [70] Бруссе Франсуа Жозеф Виктор (1772–1838) — известный французский врач. , говоря о совести: «Вот уже тридцать лет я копаюсь в человеческом нутре и не видел ни разу даже хвостика этой зверушки».

Не вздумайте счесть мой рассказ проповедью или новой теорией, — заявил внезапно умница Торти, словно бы прочитав мои мысли, — я не подтверждаю им доктрину, которая напрочь отвергает существование совести и которую разделяет мой друг Бруссе. Никаких теорий у меня нет в помине, а стремления повлиять на ваши убеждения тем более. Моя история — реальность и изумляет меня не меньше, чем вас. Я наблюдаю феномен нескончаемого счастья, как наблюдал бы за мыльным пузырем, который все растет и никак не лопнет. Длительное счастье удивительно само по себе, но, когда люди счастливы вопреки совершенному убийству, удивление переходит в недоумение. Вот двадцать лет я и недоумеваю. Опытный врач, искушенный наблюдатель, старый моралист… или имморалист, — добавил он, заметив мою улыбку, — находится в полном замешательстве, наблюдая небывалое явление, которое он не в силах исследовать и передать в деталях, поскольку расхожее выражение «неописуемое счастье», к сожалению, совершенно верно. Счастье в самом деле не поддается описанию. Мы счастливы, чувствуя, что преисполнены высшей жизнью, но увидеть, каким образом высшая жизнь наполняет обыкновенную, так же невозможно, как увидеть, каким образом кровь наполняет сосуды. О токе крови нам сообщает биение пульса, и я на протяжении многих лет держал руку на пульсе непонятного мне счастья. Граф и графиня де Савиньи, сами о том не подозревая, изо дня в день проживают великолепную главу госпожи де Сталь [71] Сталь Анна Луиза Жермена де (1766–1817) — французская писательница, упоминаемая глава находится в книге «О влиянии страстей на счастье людей и народов». под названием «Любовь в супружестве» или еще более великолепную поэзию Мильтона [72] Мильтон Джон (1608–1674) — английский поэт, политический деятель. Главные произведения — поэмы «Потерянный рай» (1667), «Возвращенный рай» (1671). из «Потерянного рая». Сам я лично никогда не был ни сентиментален, ни романтичен, но, увидев собственными глазами воплощение идеала супружеской любви, разочаровался в самых благополучных браках, которые свет называл счастливыми. По сравнению с де Савиньи они казались скучными и холодными. Не знаю, судьба ли, счастливая звезда или случайность позволили Отеклер и Серлону жить только собой и друг другом. Богатство подарило им праздность, без которой любовь погибает. Правда, и праздность бывает гибельной для любви, но вне праздности она не рождается. На этот раз в виде исключения досуг не был гибелен. Любовь упрощает все, и жизнь двух влюбленных стала простой до крайности. Они не загромождали ее тем, что принято именовать событиями. На первый взгляд их жизнь ничем не отличалась от жизни других дворян, живущих у себя в замках. Свет их не интересовал — ни уважение его, ни пренебрежение. Они не искали развлечений на стороне и никогда не разлучались. Чем бы ни занимался один, второй непременно был рядом.