Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - История, которой даже имени нет

— А вы, однако, большой франт, господин Баталия, если позволяете себе носить изумруд такой цены и такой красоты! — сказал маркиз, шокированный тем, что удивительный камень украшает руку, привыкшую развешивать макароны и крупу. — Покажите-ка ваше кольцо! Где вы только его взяли?

— Даю слово, — с веселым хохотком отозвался весельчак Баталия, — что ни за что не догадаетесь, где я его взял! И ставлю пятьдесят тысяч экю, как говорил Ла Майоне де Гранвиль, против двадцати пяти луидоров, что и никто не догадается!

— Полагаю, вы преувеличиваете, — недоверчиво отозвался маркиз де Пон-Лабе.

— Попробуйте, — предложил Баталия.

Старичок маркиз подумал с минуту, но, по-видимому, так и не нашел ни одной благопристойной версии, какую мог бы изложить в присутствии суровой и набожной мадам де Фержоль, хотя, по всей видимости, она их не слушала, поглощенная, будто раковой опухолью, снедающей ее сердце бедой…

— Так вот, — заявил Жиль Баталия после минутного молчания маркиза, — я снял его с руки вора! Можно сказать, расплатился с ним той же монетой. Вроде как вора обокрал. Любопытно, не правда ли? Хотите расскажу, как было дело?

— Конечно, хотим, — подхватил граф де Люд, — расскажите, Баталия. Ваша история придаст пикантности шамбертену.

— Ну так слушайте мою историю, она о ворах и произошла уже давным-давно, — начал Жиль Баталия, — тогда император еще не был императором, а я не был его поставщиком. — В голосе его прозвучала поистине имперская гордость, ибо Империя обладала такой мощью, что наделяла величием даже бакалейщиков. — К власти пришел Баррас [27] Баррас Поль Франсуа Жан Никола (1755–1829) — французский общественный деятель, один из организаторов термидорианского переворота, член Директории. и привел с собой Фуше [28] Фуше Жозеф (1759–1820) — французский политический деятель. До революции — преподаватель в духовных школах, затем якобинец и террорист, затем один из руководителей Термидора, при Директории министр полиции, предал Директорию и был министром полиции при Наполеоне до 1810 г. , поручив ему полицию. Фуше и в те времена был таким, каким мы узнали его позже, когда он стал министром, но тогда грозного Фуше раздирали на части якобинцы и шуаны, как святую Аполлонию [29] Аполлония — старица-дева, умерла мученической смертью при императоре Деции в Александрии (249), причислена к лику святых. гонители христиан, и он — не без вмешательства дьявола, а без дьявола там точно не обошлось! — занимался только адскими политическими кознями, ему бы власть удержать, а на порядок в Париже он плевать хотел. Вы, господа провинциалы и эмигранты, представить себе не можете, что творилось в Париже, пока не отбушевала революция. Париж из столицы, из города превратился в клоаку. В темный лес, где кишели разбойники. Ночью скорей окажешься в гробу, чем в собственной постели. На улицах ни единого фонаря — революционеры превратили их в виселицы! — освещен только Пале-Рояль. А в потемках хозяйничают мошенники, воры и грабители всех сортов. Куда ни пойдешь — разбойничий притон. Можно было ходить по городу только вооруженным до зубов, а лучше не ходить вовсе.

И вот как-то ночью… А жил я тогда на углу улицы Севр, и окна моего магазина были забраны железными решетками. Я и теперь, проходя мимо, смотрю на них с большим чувством, и скоро вы поймете почему. Так вот ночью, когда я спал у себя в спальне на втором этаже, закрыв магазин пораньше, меня разбудил совершенно особенный звук. Похоже, будто что-то пилили, и я сказал себе: «Внизу воры!» Разбудил паренька, своего помощника, который спал в каморке под лестницей, и, взяв по свече, мы вместе спустились в лавку. Я не ошибся, к нам лезли воры. Они успели выпилить в ставне большую, величиной с шапку, дыру, и, войдя, я увидел руку, которая вцепилась в железный прут решетки и пыталась его вырвать. Видна была только рука, ее хозяина скрывал ставень, но разбойник был не один, я слышал, как несколько человек переговариваются шепотом. Тут мне пришла в голову замечательная идея. Я мигнул помощнику, указав ему на руку. Паренек из здешних мест, из Бенвиля, я привез его с собой в Париж, Бог не обидел его ни смекалкой, ни силой, вы сами в этом убедитесь. Он сразу меня понял, прыгнул, схватил руку и сжал, будто клещами, а я тем временем достал из-под прилавка веревку и накрепко прикрутил ее к железному пруту. «Отработала свое, голубушка!» — весело сказал я. Пришпилили мы вора, и я заранее радовался, представляя, какая у ворюги будет рожа назавтра при свете дня. «Пошли спать!» — сказал я пареньку, и мы вернулись — я к себе в постель, а он под лестницу. Но заснуть я не мог, лежал и прислушивался. Прошло какое-то время, и мне показалось, что я слышу удаляющиеся шаги. Высунуться в окно я не решился, бандиты могли пальнуть мне прямо в лицо, а мне, девичьей сухоте, только этого и не хватало, — тут рассказчик широко улыбнулся, показав не без кокетства безупречные зубы. — Я подумал, что завтра поквитаюсь с разбойником, и с этой сладостной мыслью заснул.