Сидони-Габриель Колетт - Изнанка мюзик-холла

— А я на природе последние силы теряю, — зевая, признается комик. — Ужас как спать охота!

— Да, но это здоровая усталость! — изрекает дуэнья. Инженю пожимает дородными плечами:

— Здоровая усталость! Тоска какая! Ничто так не старит женщину, как жизнь за городом, это всем известно!

Помощник режиссера вынимает изо рта трубку, сплевывает и начинает:

— Грустный, но не лишенный величия образ запечатлевается…

— Заткни глотку! — тихо рычит на него герой-любовник, который то и дело смотрит на часы, словно боится прозевать свой выход.

Высокий, вялый и бледный парень на выходных ролях следит за ползущим навозным жуком в сине-стальном панцире и дразнит его, поддевая концом соломинки.

Я глубоко и часто дышу, стараясь вспомнить забытые запахи, они словно подымаются ко мне из прохладной глубины колодца. Некоторых запахов я не узнаю и не помню, как они называются…

Никто из нас не смеется, правда, гранд-кокет напевает, но мотив звучит так жалобно, так устало… Нет, нам не может быть здесь хорошо, слишком уж здесь красиво!

В конце аллеи появляется павлин, он распускает хвост, и, глядя на этот огромный веер, мы замечаем, что небо позади него становится розовым… Скоро вечер. Павлин медленно направляется к нам, словно вышколенный слуга, которому велено выставить нас за дверь.

— И правда, пойдемте прочь отсюда…

Мои товарищи заспешили, уходят чуть не бегом…

— Знаете, ребятки, мы опоздаем!

Мы все, конечно, понимаем, что не опаздываем на поезд. Но мы бежим от прекрасного сада, от тишины и покоя, от благородной праздности и одиночества, которых мы недостойны. Мы торопимся в гостиницу, в душную гримерную, к слепящим огням рампы. Мы бежим со всех ног, болтая, по-птичьи вскрикивая, в погоне за иллюзией, будто мы живем бурной, стремительной жизнью, будто нам жарко, мы захвачены работой, думать нам некогда, и мы не берем с собой в дорогу ни сожалений, ни угрызений совести, ни воспоминаний…

К одиннадцати часам утра мы приезжаем в X., большой город (название особого значения не имеет), где платят неплохо и работать придется много. Публика здесь избалованная, требует знаменитые номера, только что показанные в Париже. Идет дождь, один из тех теплых весенних дождей, от которых хочется спать и слабеют ноги.

После ночи в поезде плотный обед и прокуренная пивная превращают меня в угрюмую капризную тварь, не желающую работать вечером. Но Браг настроен решительно:

— Ну-ну, пошевеливайся! Репетиция в два часа.

— Нет уж, с меня хватит! Пойду в гостиницу и лягу спать. И потом, я не желаю, чтобы ты разговаривал со мной таким тоном!

— Извините, принцесса. Я только хотел просить вас сделать одолжение и побыстрее поднять зад. Нас ждет сырая штукатурка.

— Какая еще штукатурка?

— В помещении. Сегодня будем играть «аль фреско».

Да, я и забыла. Мы открываем новый мюзик-холл, который называется не то «Атлантик», не то «Гигантик», не то «Олимпик», — как океанский пароход. Зал на три тысячи мест, американский бар, а в антракте аттракционы в фойе, цыганский оркестр в вестибюле… Завтра мы прочтем об атом в газетах; для нас же это ничего не меняет. Нам ясно одно: в гримерных мы будем без конца кашлять, поскольку новый калорифер либо будет греть слишком сильно, либо не будет греть совсем.

Я плетусь позади Брага, который идет, по авеню дю Нор, расталкивая густую толпу чиновников и рабочих: как и мы, они направляются на работу. Под ярким и бодрящим мартовским солнцем капли дождя испаряются в воздухе, и мои развившиеся волосы виснут, словно в парной бане. Слишком длинный плащ Брага хлопает его по икрам и забрызгивается грязью при каждом шаге. Поглядеть на нас обоих, так мы стоим разве что десять франков за вечер: небритый Браг в забрызганном плаще и я, пьяная от недосыпания и лохматая, как скайтерьер…

Шагая, как автомат, я в полусне снова и снова повторяю себе в утешение: репетиция начнется в два, продлится часа четыре с половиной… Еще полтора-два часа порепетируем с оркестром, стало быть, в гостиницу вернемся к семи. Надо привести себя в порядок, поужинать. В девять надо снова быть на месте; без четверти двенадцать можно будет переодеться, потом еще надо выпить стакан лимонада в пивной. Ах, боже мой, тут ничего не поделаешь; но зато через каких-нибудь десять часов я буду в постели, с полным правом спать до середины завтрашнего дня! Прохладная, аккуратная постель с туго натянутой простыней, в ногах резиновая грелка, мягкая, словно теплое брюхо животного…