Иоганн Гете - Разговоры немецких беженцев

Вместо того чтобы ее поклонники, как она надеялась, устав от напрасных трудов, понемногу отказывались от своих притязаний, они, напротив того, умножали свои усилия и запасались терпением. Теперь ей было уже нетрудно узнать одни и те же голоса и музыкальные инструменты, повторяющиеся из вечера в вечер мелодии, и она не могла больше сдержать своего любопытства, выяснить, кто же эти незнакомцы, и особенно, кто самые упорные из них. Могла же она для времяпрепровождения проявить такой интерес.

Поэтому она стала время от времени сквозь занавески и неплотно прикрытые ставни поглядывать на улицу, примечать прохожих, и в особенности мужчин, которые дольше других не спускали глаз с ее окон. Это были большею частью хорошо одетые молодые люди, однако в их поведении, да и во всем их облике замечалось столько же легкомыслия, сколько тщеславия. Похоже было на то, что своим пребыванием возле дома красавицы им больше хочется привлечь внимание к себе, нежели выказать ей свое восхищение.

«В самом деле, — с улыбкой говорила она себе время от времени, — у моего мужа явилась неглупая мысль! Условие, при котором он позволяет мне завести любовника, исключает всех тех, что сейчас увиваются вокруг меня и вполне могли бы мне понравиться. Он прекрасно знает, что ум, скромность и неразговорчивость — суть свойства более спокойного возраста, и хотя разум наш воздает им должное, они не могут ни всколыхнуть наше воображение, ни затронуть наши чувства. Что касается тех, кто осаждает мой дом своими учтивостями, то я уверена, что они не вызывают доверия, а тех, кого я могла бы удостоить своим доверием, я ни в малейшей степени не нахожу привлекательными».

Убаюкивая себя этими мыслями, она все смелее предавалась удовольствию внимать музыке и глядеть на проходивших мимо юношей, и незаметно для нее самой в ее груди стало расти беспокойное желание, но слишком поздно вздумала она ему противиться. Одиночество и праздность, покойная, удобная жизнь при полном достатке были той питательной средой, в которой и должна была зародиться безрассудная страсть, — еще прежде, чем милая девочка успела об этом подумать.

Она теперь все больше восхищалась, хотя и тихо вздыхала про себя, достоинствами своего супруга, присущим ему знанием света и людей и особенно женского сердца. «Значит, то, что я так горячо оспаривала, все же оказалось возможным, — говорила она себе, — и значит, все же было необходимо присоветовать мне на подобный случай осторожность и благоразумие! Но что могут осторожность и благоразумие поделать там, где немилосердный случай словно бы играет с нашими смутными желаниями? Как могу я избрать человека, если я его не знаю, и разве более близкое знакомство оставляет возможность выбора?»

Этими и сотнями подобных мыслей красавица лишь усугубляла зло, которое уже пустило корни в ее душе. Напрасно пыталась она рассеяться, — все приятное возбуждало в ней чувства, а чувства даже в полном одиночестве вызывали в ее воображении прельстительные картины.

В таком состоянии находилась она, когда наряду с другими городскими новостями узнала от родных, что некий молодой правовед, учившийся в университете в Болонье, только что возвратился в свой родной город. Им просто не могли нахвалиться. Обладая выдающимися познаниями, он выказывал ум и искусство, обычно не свойственные таким молодым людям, и при весьма привлекательной наружности — величайшую скромность. Сделавшись прокуратором, он вскоре снискал доверие граждан и уважение судей. Он ежедневно являлся в ратушу, чтобы заниматься там своими делами и бумагами.

Красавица слушала описание столь совершенного человека, и в ней зарождалось желание свести с ним знакомство поближе и затаенная надежда найти в нем того, кому она, согласно предписанию мужа, могла бы отдать свое сердце. Как встрепенулась сна, услыхав, что он ежедневно ходит мимо ее дома, и как старалась не пропустить тот час, когда я ратуше начиналось присутствие. Не без волнения увидела она, как он наконец идет мимо, но если его молодость и красота имели для нее несомненную притягательную силу, то, с другой стороны, его скромность наводила ее на размышления.

Несколько дней она исподтишка его наблюдала и в конце концов не могла больше противиться желанию обратить на себя его внимание. Принарядившись, она вышла на балкон, и у нее забилось сердце, когда она увидала его идущим по улице. Но как же была она опечалена, даже пристыжена, когда он, по своему обыкновению, погруженный в себя, уставив глаза в землю, степенной походкой прошествовал мимо, вовсе ее не заметив.