— Верно.
— Ну, так что же?
— Я полагаю, на сегодня хватит и того, что ты ему сказал. Пусть он сам все продумает. Так будет лучше. А сейчас, если я начну этот разговор, он способен взять и хлопнуть дверью. Это нам совсем не на руку, особенно при теперешнем положении… Нужен он нам или нет? Завтра, послезавтра…
— Мне кажется, все это с нашей стороны до некоторой степени увертки. По-моему, если прямо сказать все, что следует, но спокойно, никого не оскорбляя, это принесет больше пользы.
— Жаль, что мне не удается тебя переубедить. Но что поделаешь… Ты сам еще подумай и поймешь…
— Представляешь? Из федерации к нам на подмогу прибыли! — восторгается Папильон. — И это еще куда ни шло. Но и из самого Центрального комитета! Вот на каком посту мы стоим!..
Папильон даже и не пытался уточнять, на каком именно посту, он только потряс кулаком, как на последнем партсобрании, когда хотел сказать Роберу: «Ну и достанется же тебе!»
— Сразу видно, отбился ты от нас, отвык от партийной работы, — говорит Анри. — Все тебя поражает. Ведь всегда так — если у нас важные события, к нам обязательно приезжают руководители. Партия про нас не забывает.
— Я от вас отбился? Отбился? А если я сейчас заявлю тебе: принимай меня обратно в партию, и ты мне выдашь билет, разве от этого что-нибудь изменится?
— Так я же про то и говорю. Партбилет тебе навыки партийной работы не вернет. Придется сызнова всему учиться, поступать в приготовительный.
— Насмехаться ты горазд…
Анри знает: лучший способ вернуть Папильона в партию — не настаивать. Иначе он заставит себя просить. Лучше делать вид, что и без него великолепно обходятся. Для него нож острый, когда что-то происходит без его участия.
С верфи доносится грозный вой сирены.
— Как, уже двенадцать?
— Нет, всего одиннадцать.
— Что же это значит?
— Бросили работу, вот посмотришь!
— За два часа до конца? Видно, там жарко! — замечает Робер.
Обычно в субботу гудок дают два раза в день: один в полдень, другой — в час, когда кончается работа.
— Если они в самом деле забастовали, мы сейчас узнаем.
Вдоль решеток бульвара Себастьен-Морнэ толпится народ. Как Анри и предсказывал, все глазели на серо-голубые американские эсминцы, — и не просто глазели, само собой разумеется.
Анри вынимает из кармана какую-то бумажку. Записной книжки у него нет. Да, эта книжечка, изданная «Ви увриер», очень удобна. Надо бы раздобыть такую. Сейчас, перед Новым годом, самый подходящий момент. Ну, конечно, по такому поводу ты вспоминаешь о «Ви увриер»! Сколько экземпляров газеты удается распространить на верфи? Ну-ка? Понятия не имеешь… Узнай об этом Гастон [5] Гастон Монмуссо, секретарь ВКТ, директор газеты «Ви увриер». — Прим. перев.
, Гастон из «Ви увриер», — ох, и влетело бы тебе! Зашевелил бы усами и начал бы перед твоим носом вертеть своей палкой: ах ты, мошенник! Ты что ж, хочешь так, задаром получить книжечку? А чем ты ее заслужил? Ну-ка?! Взял бы хоть обязательства на будущее, тогда еще можно с тобой разговаривать… Гастон приезжал сюда однажды, на прошлый конгресс Объединения профсоюзов департамента. На предыдущем был Бенуа [6] Бенуа Фрашон, генеральный секретарь ВКТ. — Прим. перев.
. Кстати, Робера на обоих конгрессах уже поругивали. Значит, нечего обвинять Анри в преувеличениях. С Робером уже давно неладно. А когда ругает Бенуа… не то чтобы он был резок, нет, этого про него не скажешь… Скорее даже мягок. И пока он тебя отчитывает, все кажется не таким уж страшным. Но зато потом, когда до тебя доходит… Ну, а уж если он тебя похвалил, то ты имеешь право гордиться, еще бы! Теперь понятно, что Бенуа не случайно на том конгрессе ставил всем в пример секретаря профсоюзной секции верфи, Луи Рубо. Незадолго до того Рубо был избран на этот пост на конгрессе металлистов департамента. А ведь он и тогда не был в партии, да и сейчас тоже. Но он оправдал надежды Бенуа. Это сразу чувствуется… Взять хотя бы сегодняшнюю забастовку на верфи — вот вам результат его работы! Впрочем, конечно, пока еще рано говорить. Ничего не известно, просто гудок в неурочное время.
— Чего ты улыбаешься? — удивляется Папильон.
— Да так…
Анри и правда невольно улыбался, думая обо всем этом, особенно, вспоминая о Гастоне. Да, товарищи там наверху… когда они завтра прочтут в газете о наших событиях или, может, даже сегодня услышат по радио… Морис [7] Морис Торез. — Прим. перев.
тоже узнает, хоть он и далеко… И все они подумают о нас — как-то мы здесь? Вспомнят наши лица, наши фамилии, имена… Скажут: кто же у нас там, в порту? Ах да, такой-то и еще такой-то… И успокоятся или…
Читать дальше