Раджа Алсани - Секс в восточном городе

Она встала и вышла, напоследок окинув дядю презрительным взглядом.

В спальне Гамру ждала мать. Она слышала весь разговор. Девушка кипела гневом на дядю — за равнодушие, на отца — за пассивность и на этого ужасного Абу Мусаида — за его высокомерие. Мать не придавала случившемуся особого значения, хоть и явно беспокоилась; в ее голосе звучала обида. Она утешила дочь привычными словами, а затем просто села и замолчала, решив, что самое лучшее — хранить спокойствие. Гамра, впрочем, не унялась. Она продолжала бранить этого бесстыдного мужчину с его условиями — мужчину, который нагло потребовал отказаться от ребенка, хотя сам, видимо, не способен зачать сына! Как он смеет отнимать у нее единственное дитя? Как можно требовать подобной жертвы? Кем он себя мнит и почему разговаривает с дядей столь самоуверенным тоном? Гамра слышала о нелегком характере бедуинов, но еще никогда в жизни ей не доводилось встречать человека, столь неприятного, как Абу Мусаид.

Когда гость удалился, раздосадованный тем, что Гамра вышла из комнаты, не удосужившись даже извиниться, дядя вместе с отцом отправился к ней. Если раньше он игнорировал ее присутствие в гостиной, то теперь, по-прежнему не замечая Гамры, обратился к сестре:

— У вашей дочери нет стыда, Ум Мохаммед! Она избалована. Нужно выдать ее за Абу Мусаида. Слава Богу, у Гамры уже есть сын, так что в случае чего она не останется совсем бездетна. Не годится женщине жить без мужчины, способного ее защитить. Людям не воспретишь болтать, а в семье есть и еще девушки. Они не должны страдать из-за того, что говорят об их разведенной сестре; Бог продлит твои дни, дорогая Ум Мохаммед. Он поможет тебе воспитать детей и внуков. Мы оставим сына Гамры на твое попечение. Мать сможет навещать его, когда захочет; сомневаюсь, что Абу Мусаид этому воспротивится. Как считаешь, брат?

— Что ж, ты ему доверяешь, и мне этого достаточно.

Если с его стороны все в порядке, тогда и впрямь следует положиться на Бога и действовать.

Подробно изложив свой взгляд на вещи, дядя ушел, а вслед за ним отец. Гамре оставалось только жаловаться матери. В ярости она выкрикивала:

— Почему? Почему мне непременно нужен какой-то мужчина для защиты? Неужели твой брат думает, что я опозорила семью или не способна сама за себя постоять? Вы как будто не понимаете, что я взрослая женщина и у меня сын! Меня нужно выслушать! Но нет! Вы считаете по-другому. Это хуже, чем обручение с Рашидом! А каков мой отец? Он не осмелился сказать твоему заносчивому брату ни единого слова в защиту собственной дочери! А что касается дяди, то разве я виновата перед его дочерьми, которым пора замуж? Он хочет спихнуть меня какому-то бессильному старику, чтобы расчистить путь собственным дочерям и выдать их за приличных людей! Надеюсь, они никогда не найдут себе мужей! Пусть их всех дьявол заберет!

— Стыдись, стыдись, Гамра, милая. Он твой дядя, в конце концов, и член семьи. Не думай о нем. Думай о том, что лучше для тебя. Да свершится промысел Божий. Покорись Аллаху и положись на волю Его.

Мать не советовала ей «думать о том, что лучше» во время помолвки с Рашидом. Или молодой человек настолько ослепил ее своими достоинствами, что не было и смысла искать лучшего? Тем вечером Гамра, помимо обычных молитв, произнесла и еще одну, которую выучила от Мади. Она расстелила молитвенный коврик и начала:

— О Аллах, я прошу Твоей помощи, потому что не знаю, как поступить с Абу Мусаидом. Прошу Тебя дать мне сил и умоляю о милости. Только Тебе принадлежит власть, а я бессильна. Ты один знаешь все, а я не знаю ничего. Тебе известны самые сокровенные тайны. О Аллах, если Ты видишь, что брак с Абу Мусаидом и есть мое предназначение, тогда содействуй мне и благослови. Если же Ты знаешь, что он повредит моей вере и не принесет счастья, то отврати нас друг от друга. Укажи, как будет лучше для меня, что бы это ни было, и помоги примириться с судьбой.

Мади сказала, что вещий сон не обязательно должен присниться сразу. Только если Гамра не оставит своих попыток, Бог избавит ее от тревоги и укажет верный путь — или же даст понять, что она права. Девушка продолжала молиться снова и снова, день за днем, не находя выхода.

На десятую ночь, когда Гамра совершила омовение, помолилась и легла, ей приснилось, что она лежит в чужой постели, покрытая толстым одеялом, из-под которого виднеются только голова и ступни. Во сне девушка рассматривала собственное лицо, как будто оно принадлежало кому-то другому, но Гамра была абсолютно уверена, что это и есть она, хотя и до странности похожая на Садим. У спящей были седые волосы и длинная белая борода (удивительно, но во сне Гамра не чувствовала никакой растительности на своем лице). Затем она принялась будить саму себя криком: «Вставай, вставай, пришло время молитвы!», пока не проснулась по-настоящему.