«Это наши братики, — объяснила Марджори, приобняв двоих из нас и прижав к груди. — Вот эти — Джеки и Лол, а тот — Тони. И все они ужасно плохие».
Последовал нервный смех, и с ним облегчение, будто бы были побеждены какие-то злобные силы. Мы глупо улыбались и вырывались, извиваясь, принимая игру, но все равно не могли понять, что происходит. На самом деле, день пожара в котельной оказался поворотным в жизни наших девочек. Он стал днем, когда первый молодой человек пришел делать предложение. И незнакомец как раз им и был. Он пришел из-за Марджори и проложил тропинку в наш сад.
Он оказался симпатичным, кудрявым строителем барж и просто сильным парнем — во всех отношениях приемлемый кандидат. Звали его Морис, и мы, мальчишки, скоро одобрили его и дали ему место в семье. Очень быстро после него появились еще два молодых человека — из-за Дороти и Филлис. К Дороти зачастил Лесли, застенчивый капитан местного отряда скаутов, во всяком случае, он им был до того, как встретил ее; Филлис, в свою очередь, породила Харольда, сапожника с прекрасными итальянскими глазами, который играл на пианино на слух и пел старомодные песни о матерях. Затем Харольд, наш брат, тоже заразился, отремонтировал все стулья, обил мебель и привел в дом девушку.
После таких ударов жизнь нашего дома изменилась навсегда; в дом вползли новые формы поведения и понятия; вместо восьми человек в кухне стала собираться целая дюжина, и так продолжалось до тех пор, пока девочки не вышли замуж. Молодые люди приходили каждый вечер, со свечой в банке, чтобы не скатиться с нашего обрывистого берега; а по воскресеньям они являлись, толкая перед собой мотоциклы, и забирали девочек на прогулку; или сидели вокруг огня, беседуя о работе; или молчали, просто радуясь возможности побыть рядом. Жужжала швейная машинка, Мать болтала, перескакивая с темы на тему, теплые волны вились вокруг всей компании. При Матери они были насторожены, не уверенные в ее настроении, хотя ее взрывы относились не к отдельным людям, а только к устройству мира. Лесли, тактичный и застенчивый человек, издавал лишь короткий смешок на ее шутки. Морис часто читал ей лекции на тему «Положение рабочего сегодня», из-за них она вообще перестала что-либо понимать. Харольд, жених Фил, иногда подходил к пианино, ударял по клавишам всеми десятью пальцами, а потом завораживал нас томным исполнением «Потому что» или «Старушка шла мимо».
Затем пили какао с сыром, следовало «Доброй ночи всем» и кто-то поднимался первым, чтобы уйти. Потом долгое прощание одной пары за другой за кухонной дверью. Оставшиеся в кухне не могли дождаться своего часа. «Эй, Дот! Ты еще не попрощалась?» — «Подождите минутку». Чмок-чмок. «Ну, поторопись же! Ты просто невозможна!» Еще пять минут тишины снаружи, затем Марджи начинала трясти ручку двери. «Сколько можно, Дот? Ты так простоишь всю ночь. А завтра всем на работу». — «Да ладно, не сердись. Он уже уходит. Пока — пока малышка». Они уходили один за другим; мы гасили лампы и отправлялись спать.
В воскресенье или в праздники свидания длились целый день, вокруг нас повсюду были влюбленные. Когда шел дождь, избавиться от них становилось вообще невозможно. Мы просто играли в карты, или молодых людей использовали в качестве манекенов для создания нарядов. Если день оказывался хорошим, то Мать обычно предлагала какое-нибудь развлечение — например, пикник в лесу.
Я вспоминаю одно душное августовское воскресенье. Мать предложила куда-нибудь отправиться, найти чудное зеленое местечко не дальше мили от дома, чтобы организовать чай в тени деревьев. Звучало все примитивно просто, но мы-то знали, что будет. Потому что пикники Матери планировались в масштабе целого племени, с огромной предварительной подготовкой. Она летала по кухне, раздавая приказания, а молодые люди стояли в оторопи перед массой предстоящей работы. Нарезались огурцы, подготавливались банки пасты, редис, перец и соль, кексы, булочки и макароны, хлеб с маслом, джем и патока грузились глубокими тарелками, брались кувшины молока и плошки только что сваренного желе.
Молодежь не одобряла всего этого ажиотажа и ворчала, что это верх сумасшествия. Но при помощи «теперь неси это, мой дорогой мальчик» она заставила каждого из нас что-то тащить. В результате мы, наконец, отправились в ворохе узлов, похожие на греков, несущих подношения своим лесным богам. С намотанной на голове скатертью Мать шла, собирая цветы, сестры шли рядом, неся кексы и хлеб, Джек тащил чайник, Тони — соль, а я — кувшин молока; сзади хмуро плелись женихи в голубых саржевых костюмах, неся желе в открытых мисках — желе быстро таяло на солнце и плескало на них желтым и розовым. Молодые люди цедили ругательства. Брат Харольд, стыдясь, отставал, но Мать упорно прокладывала путь, болтала и пела, твердо решив заставить событие состояться.
Читать дальше