Лори Ли - Сидр и Рози

На следующее утро на кухне обнаруживался жуткий беспорядок, ил и слизь на всех циновках, отсюда следовал долгий, изнуряющий, рабский труд по выгребанию грязи, которую выносили в корзинах. Мать, стоя на коленях, скрещивала руки на груди и осматривалась.

— Не могу сообразить, что я сделала, за что наказана таким тяжким трудом. И как раз когда я уже наладила дом. Ни святые, ни ангелы не сохранили бы спокойствия, если бы столкнулись с таким… Мои бедные, бедные дети, мои дорогие — вы можете погибнуть в этой мерзкой дыре. Никто и не побеспокоится — ни одна живая душа. Осторожнее с проклятой корзиной!..

Если бы ни шум, ни слезы и грязь, то наводнения не так уж и мучили, так как случались не часто. Но должен признаться, что они пугали меня невероятно. Мысль, что воды наводнения ворвутся в наш дом очередной раз, казалась даже страшнее, чем пожар. Ночами, когда задували шторма, я обычно в страхе лежал без сна в постели, прислушиваясь к дождю, царапающему окно, и к ветру, бьющему по стенам, представляя себе, как всю семью, и дом, и мебель засасывает абсолютно чистый дренаж.

И только гораздо позже я понял причину вещей: наше расположение на склоне холма полностью исключало возможность утонуть, что неистовство и испуг Матери относились совсем к другому аспекту и что, в конце концов, весь дождь можно было мирно проспать. Но даже и теперь, до сего дня, когда небо внезапно темнеет и на западе начинает собираться шторм, когда носом чую в ветре дождь и слышу первые раскаты грома, я становлюсь беспокойным и начинаю искать метлу.

Деревня, куда мы переехали, была россыпью из 20–30 домов на юго-восточном склоне долины. Узкая, глубокая, почти полностью замкнутая долина являлась также туннелем для ветров, каналом для наводнений и наступления леса, наполненного птицами и лезущими всюду насекомыми. Долина становилась также ловушкой для солнца, если оно хоть чуть-чуть показывалось. Не такая высокая и распахнутая, как долина Виндраш, она имела свои собственные секреты, будучи вырезанной в теле холма тающими ледниками за некоторое время до нашего прибытия туда. На склонах все еще просматривались террасы от старых наводнений, вдоль них разгуливали коровы. Подобно острову, долина сохранила в катаклизмах любопытные экземпляры растений и животных, например, редкую орхидею и римскую улитку; находили особые химические вещества в известняках, которые награждали женщин предрафазлевским зобом. Склоны долины были богатыми пастбищами, а гребень гряды густо зарос березой.

Жизнь на дне была подобна жизни в стручке гороха — не видно ничего, кроме ложа, на которое втиснут. Линия горизонта, обрезанная лесом, ограничивала наш мир. Неделями верхушки деревьев качались на ветру с сухим шумом, который казался нам естественным проявлением ландшафта. Зимой леса окружали нас мерзлыми пиками, а летом они перехлестывали через кромку холмов как волны густой зеленой лавы. По утрам их заливал туман или солнечный свет, и почти каждый вечер над нами плыли облака-корабли, отражая закат солнца, который мы не могли наблюдать, упрятанные слишком глубоко на дне долины.

Самым живым элементом в долине была вода, прибывавшая из Уэльса во время дождей. Вода капала целыми днями из облаков и с деревьев, с крыш, с желобов и из носа. Мужчины и лошади проплывали мимо, закутанные в мешковину, птицы стряхивали капли дождя с промокших насквозь веток, из каждой дыры в земле извергался поток и пропадал в соседней дыре с шумом подземного поезда.

Я помню также свет на склонах, длинные тени от пучков травы и в ложбинках, тени от скота, сверкающего, как китайские лаковые безделушки, при каждом движении. Пчелы, похожие на крошки хлеба, тяжело пыхтели в золотом воздухе, белые бабочки порхали, как засахаренные вафельки, и, когда не шел дождь, бриллиантовая пыль летала вокруг и покрывала все предметы, зрительно увеличивая их.

Большинство коттеджей было построено из котсволдского известняка с черепичной крышей из слоистого камня. На черепицах вырос золотистый мох, который сверкал, как засахареный мед. Сзади, за коттеджами тянулись длинные, ползущие круто вверх, огороды с капустой, ягодными кустами, розами, кроличьими клетками, выгребными ямами, велосипедами и голубятнями. В центре самой страшной лужи долины стоял квадрат тюрьмы — когда-то прекрасное, хотя и скромное здание шестнадцатого века, к которому пристроили фасад в стиле эпохи короля Георга.