Василий Шульгин - Три столицы

Где времена «грабь награбленное»? 1925 год смеется над этим «тактическим приемом» и над временем Прудона, оравшего:

— La propriete c’est le voll [17] Собственность — это воровство (фр) (Прим ред)

Прудоны, Марксы, Ленины явственно уходят в «позор небытия».

А Моисей с каждым днем растет, величественный, как та скала, из которой он выбил каменную скрижаль.

Вот он на стене, воплощенный кистью Васнецова, непоколебимый, тысячелетний.

X. Не пожелай!..

Золото блестит, твердя священные слова, среди многосложности запутанного рисунка вселенной. Здесь четыре стихии, здесь вся тварь земная. Здесь все травы, деревья и цветы, здесь гады, звери и птицы, здесь человек, здесь люди, здесь Ангелы и Архангелы… Здесь все чины небесные, здесь Матерь Бога, здесь Слово, здесь Дух, здесь Отец..

Здесь все…

Бескрайняя сложность, безграничное многообразие мира.

Как не запутаться, как не изнемочь в лабиринте цветов, форм, мыслей, чувств?

Но вот золотом сверкают путеводные слова:

«Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца Неба и Земли, видимым же всем и невидимым…»

Так твердит золото на стенах еще не понятого до конца этого чудесного храма.

Искрится оно в лучах солнца, горит:

«Верую, верую, верую»…

Господи! Верую во все: в видимое и невидимое! Прошедшее и будущее! И чаю воскресения мертвых «там» и «здесь»!

Аминь…

Когда я стоял там на хорах, с левой стороны, у алтаря, пришло двое людей: он и она.

Они осмотрели меня, потом он стал показывать ей.

Властной рукой он откинул занавеску на царских вратах, чтобы открыть ей внутренность алтаря.

Я тоже смотрел.

Вдруг он сказал мне:

— Вы иностранец?

Я вздрогнул.

Все мое эмигрантство затанцевало перед моими глазами. Румыния, Турция, Болгария, Сербия, Чехия, Германия, Франция, Польша (страны, в которых я жил в «изгнании»)… Но как? Почему? Как он мог догадаться?

Нет. Это что-то не то.

По едва уловимой интонации я понял насмешку. Да, я понял его. Он, очевидно, решил, что я не киевлянин (ибо киевляне не рассматривают так внимательно «своего» собора) и, кроме того, что я еврей. Иногородний еврей, которому наговорили про красоты «украинского» шедевра. И это у него соединилось в вопрос:

— Вы иностранец?

Я ответил, овладев собой, первое, что пришло мне в голову:

— Я из Белоруссии…

Тогда он окончательно решил, кто я такой. Из Белоруссии! Это значит из Шклова или Орши. Ясно!

Он показал сквозь кружево Царских врат на запрестольный образ:

— Вы знаете, что это такое? Это — Вознесение Господне…

Меня это рассмешило и рассердило. Я отошел от них и оперся на чудную мраморную балюстраду.

Сказать бы ему, кто я!

Шестикрылые серафимы, закрываясь руками, смотрели с ужасом.

Там, наверху, была Голгофа…

Да разве можно рассказать этот собор?! А этот завиток, двойная петля, из серо-голубого мрамора, видели? Нет? Так что же вы видели?..

В заключение этой главы не могу не привести весьма печальное, сделанное мною наблюдение: живопись Собора, должно быть, от сырости, должно быть, оттого, что не топят, явственно начинает портиться. На хорах многие фрески уже съедены. Роковая гангрена подобралась уже и к некоторым второстепенным изображениям. Она пойдет дальше, если не примут мер.

Из Владимирского Собора меня потянуло в здание, которое первоначально называлось Педагогический Музей.

Поучительна его история.

Он появился на свет Божий с надписью:

«На благое просвещение русского народа».

Родителями были Могилевцев, который дал деньги, и Алешин, архитектор.

Здание прелестное, ловко собравшееся под стеклянным куполом.

Но недолго просвещали русский народ.

Пришла Украинская Рада, уселась под стеклянным колпаком и, погасив свет тысячелетней истории, объявила 35 миллионов кровных русских нерусскими.

Но надпись: «На благое просвещение русского народа» — еще держалась.

Однако пришел день, это был апрельский день 1918 года, выросли зловещие леса, и какие-то люди стали копошиться над буквами, уничтожая просвещение и зачеркивая русский народ.

Но им надпись не удалось снять тогда. Рука судьбы опустила на их голову гетманский переворот, и именно здесь, под этим куполом, была разогнана Украинская Рада. Надпись осталась.