Василий Шульгин - Три столицы

— А вы сами кто будете… Я в том смысле… какое у вас лично положение в большевистской России? — спросил Шульгин.

— Видите ли, я инженер, специалист по речному транспорту, в прежние времена — начальник департамента, действительный статский советник, а ныне, как говорят большевики, «спец» примерно того же уровня…

Климович спросил:

— Интересно, как такой многочисленной подпольной организации удается ускользать от наблюдения и происков ГПУ?

— Вы судите примерно так, как в басне Крылова: сильнее кошки зверя нет, — ответил Федоров. — А кошка нас кое-чему научила, хотя бы конспирации. У нас свои люди везде, во всех советских учреждениях, в армии. Поэтому нам вовремя удается отводить удары…

Беседа закончилась «ничем реальным, если не считать его предложения, сделанного тем же весело-серьезным, я бы сказал легкомысленно-внушительным, тоном, который вообще этой живой натуре был свойственен», — вспоминал потом Шульгин.

— Если, господа, кому-нибудь из вас угодно было бы лично посмотреть, что делается в России, и проверить мои слова насчет того, что она живет, несмотря ни на что, то милости просим. Разумеется, мы не можем гарантировать абсолютной безопасности, но мы настолько сильны, чтобы гарантировать безопасность относительную.

У Василия Витальевича тотчас мелькнула мысль о Ляле. Поехать? Но где искать Лялю? В Крыму? И жив ли он?..

Федоров добавил:

— Я даже думаю, что мы в состоянии посадить вас в бест, в каком-нибудь посольстве в Москве. Там вы будете в полной безопасности.

Шульгин промолчал, и свидание закончилось.

Когда за Федоровым закрылась дверь, трое обменялись впечатлениями о госте, и они были благоприятными. Четвертый сказал:

— Не верьте ему. «Трест» — мистификация, а он — провокатор!

Это был Чебышев.

Все остальные набросились на него, делая вид, что верят Федорову.

— Николай Николаевич, нельзя швыряться такими обвинениями. Англичане и поляки утверждают, что в России сущестаует сильная подпольная организация, — сказал фон Лампе

Тогда же Федоров побывал в Париже, встречался на рю Гренель с В. А. Маклаковым, который в глазах западных держав euu считался русским послом. 27 августа его принял великий князь Николай Николаевич в Шуаньи.

«Через несколько месяцев после этого, — вспоминал Шульгин, — я получил сведения, что мой сын, которого я считал погибшим, жив и находится в Советской России, но собственными силами выбраться оттуда не может. Источник, из которого я почерпнул это известие, не имел ровно никакого отношения к Федорову. Однако когда предо мной стала перспектива необходимости как-то пробраться в Советскую Россию, разыскать сына и вывезти его оттуда, то я вспомнил приглашение Федорова:

— Милости просим…»

Та же мысль есть и в его книге «Три столицы», но без упоминания уже имени Федорова.

Так что же это были за «сведения» и даже «известие»?

Шульгина уже давно звал в Париж его старый знакомый В. А. Маклаков, который обитал в своей резиденции на улице Гренель, 6.

В сентябре 1923 года Шульгин поехал к нему и был радушно принят. Василий Алексеевич и его сестра Мария Алексеевна старались, чтобы В. В. чувствовал себя, как дома, но он сроду не живал ничьим нахлебником и от неловкости ходил даже наниматься статистом на кинофабрику.

Как-то он прочел во французской газете такое объявление:

«Мадам Анжелина Сакко предсказывает будущее и дает совет мы. Плата — пять франков».

Боже, подумал Шульгин, та самая Анжелина!..

В. В. разыскал ее по указанному в газете адресу.

Она встретила его словами:

— Вы у меня уже были.

— Какая у вас прекрасная память…

— Нет, память плохая… Но я узнаю тех, кто был у меня… Тогда вы были в военной форме.

— Я к вам с тем же вопросом — что с моим сыном?

Она придвинула к себе хрустальный шар и сосредоточилась. Лицо ее нахмурилось.

— Он жив, но…

— Где он?

Она помолчала.

— Он в России. В таком месте, откуда он не может выйти.

— В тюрьме?

— Нет.

— В лагере?

— Нет.

— Так где же?

Она волновалась.

— Я не должна вам этого говорить. Не надо, не надо?..

В. В. настаивал:

— Я мужчина. Мать его вы могли бы пожалеть. А я выдержу…

И вдруг спросил:

— В сумасшедшем доме?

Шульгин знал, что у сына плохая наследственность. Екатерина Григорьевна легко возбудима, но здорова. Однако ее отец Григорий Константинович Градовский, довольно известный публицист, страдал припадками буйного помешательства. Одно время он жил у них в Киеве, и у него была так называемая черная меланхолия. Его то отвозили в лечебницу, то брали домой… А мать Григория Константиновича умерла в сумасшедшем доме. Ляля ранен в голову…