Василий Шульгин - Три столицы

Он засмеялся, затем продолжал.

— Вот это ощущение пробуждения России, как я говорю,

не удалось нам до сих пор передать. И вот есть у нас к вам просьба, Василий Витальевич, так сказать, коллективная, от погребенных, от покойников: скажите вы им там, что мь живы!

Наступившее молчание подчеркнуло важность этого момента. Он был центральный во всех моих приключениях. И я это почувствовал в выразительной тишине, которую баюкали мягкие колеса слипингкара. Это были слова, которые законченным контуром подрисовали все то, что пока бесформенной тушевкой ложилось на мою душу. Я ответил:

— Я передам. А поверят ли мне, ручаться не могу… Очень уж сильны ходячие представления о том, что Россия… «безглагольна, недвижима, мертвая страна».

— Да нет же!.. Безглагольна — это правда. Но не «недвижима» и не «мертва». Движемся мы с вами, вот сейчас, довольно недурно? Жизни, скажем, например, в Москве, даже слишком много, как вы видели. А вот насчет «глаголов», действительно. Не поговоришь. Но рассматривайте

меня сейчас как глагол. Это купе защищает нас достаточно, приняты все меры… Рассматривайте меня в данную минуту как то свободное слово, которое при иных условиях в России услышать нельзя. И я вам скажу, возвращаясь к тому, с чего начал… Да мы не только контрабандисты. В России, в противность тому, что думает эмиграция, никогда не умирал не только бессознательный жизненный инстинкт, но и сознательная воля сопротивления. Я не могу говорить вам подробностей… Я могу раскрывать скобки только, как вы понимаете, очень осторожно. О размерах наших возможностей вы могли составить, быть может, сами себе некоторое представление. Они совершенно недостаточны для поставленной цели, но они вполне достаточны, если понимать нас как некий организм, который и развивается органически, пусть медленно, но зато неуклонно, который врос в самое тело советской России, так что не выскребешь нас никакой ложкой хирурга (читай Дзержинского), и который, организм, в свое время скажет свое слово. Не будем говорить о сроках. Я надеюсь, что вы достаточно опытны, Василий Витальевич, чтобы понимать невозможность «срочной» постановки дела. Это не фрак шить заказчику к определенному дню!.. Кто не умеет пользоваться обстоятельствами, кто хочет идти наперекор событиям, тот дело выиграть не может. Важно быть готовыми к минуте «удобной и благоприятной». Но даже если таковая наступит, а подготовка не будет сделана достаточно, преступно покушаться с негодными средствами. Мы понимаем точку зрения эмиграции. Там думают, что мы здесь умираем. Раз организм умирает, надо спешить, ибо каждую минуту может наступить окончательная агония. Но скажите, разве мы похожи на умирающих? Разве сегодня, в начале 26 года, вы видите перед собой то, что вы испытали в 1920? Куда показывает стрелка жизненного компаса? Мы с каждым днем, как народ, как нация, как государство, оправляемся от страшных ударов, которые нанес нам социализм! И потому мы можем ждать спокойно того часа, который… который неизбежен.

Он сделал паузу и потом заговорил снова:

— Кстати, о коммунизме. Тут дело ясно: карта бита! Никакого коммунизма больше нет, есть глупая болтовня людей, которым стыдно сознаться, что они кругом провалились, опростоволосились, в «планетарном масштабе» сели в лужу. Вот и все. В остальном — это отчасти искреннее желание что-то сделать (конечно, только для того, чтобы удержать за собою власть!), отчасти отрыжка. Социалистическая отрыжка пройдет, и мы все больше будем приближаться к типу обыкновенного государства, но… но с некоторыми обыкновенными особенностями. Особенности эти состоят в свирепой ненависти всего населения к властям предержащим. Ненависть эта не может пройти. И она неизбежно даст свои последствия. Представим себе на минуту, что мы совершенно бездушны… Что мы не люди из плоти и крови, что мы какие-то абстрактные мыслители, из которых вытравлены и оскорбленное национальное чувство, и вся боль, и негодование против тех, кто совершил то, что они совершили… Так даже и в этом случае, если мы одарены хоть малейшим даром предвидения, мы обязаны готовить преемника советской власти! Удержаться она не может. Она падет, но если не подхватить из рук коммунистической партии власть, то мы снова очутимся перед всероссийским кабаком в стиле Львов — Керенский, за повторение которого покорнейше благодарим! Довольно! Не два раза то же самое!

Я не перебивал его и тихонько пережидал его паузы.