Халлдор Лакснесс - Самостоятельные люди. Исландский колокол

— Хороша порода пастора Гудмундура, — заметил Бьяртур. — Это не бродяги, они не рыщут по пустоши без смысла и толку, нет, они находят то, что им нужно, и уж дальше не идут. Умные овцы. Я решил завести барана этой породы.

— Да, да, — сказала жена. — Это и есть подходящая для тебя порода.

— Не понимаю, — сказал Бьяртур.

— Я только сказала, что это хорошо, — ответила жена.

Она не разделяла его радость, потому что была равнодушна к его затеям и продолжала о чем-то упорно думать.

— Бьяртур, — сказала она, помолчав. — Мне хочется мяса.

— Мяса? — спросил он удивленно. — Среди лета?

— У меня слюнки текут, когда я вижу овцу.

— Слюнки? — повторил он. — Может, у тебя горло болит?

— Этой соленой зубаткой даже собаку не накормишь.

— Не кажется ли тебе, дорогая моя, что с тобой что-то неладно?

— В Редсмири нас два раза в неделю кормили мясом.

— Не поминай ты при мне эту треклятую конину! — По воскресеньям нам всегда давали баранину, даже летом давали! А конина — очень хорошее мясо.

— Для работников резали только старых овец и кляч. Это мясо годится только для подневольных людей.

— А где же другое?

— Свободный человек может удовольствоваться рыбой. Самостоятельность выше всего.

— По ночам мне снится кровяная колбаса. Мне кажется, я беру ее руками, горячую, прямо из котла, и сало так и течет, сочится из нее… Иногда это ливерная колбаса, иногда кровяная… Иисусе, помоги мне!

— Это к непогоде, — объяснил Бьяртур, — Сало означает прояснение; видно, проглянет солнце. Может быть, хорошая погода продержится, пока не кончится самая горячая страда.

— И еще мне снится молоко.

— Молоко? Среди лета? Не к снегу ли?

Этот сон показался Бьяртуру совершенно необъяснимым.

— Мне приснилось, что я в Редсмири, пропускаю молоко через сепаратор в кладовой. Из одной трубки течет снятое молоко, из другой — сливки. И будто сливки льются мне прямо в рот.

— Охота тебе запоминать всю эту проклятую чепуху. Ведь она же ровно ничего не значит, — сказал Бьяртур; он решил не обращать внимания на ее сны.

— Днем, когда я не сплю, я все сижу и думаю о молоке. На лугу, когда убираю сено, я думаю о молоке. И о мясе.

Бьяртур задумался и наконец ответил:

— Дорогая Роза, боюсь, у тебя с сердцем неладно.

— Бьяртур, скажи, мы никак не можем завести корову? — продолжала жена.

— Корову? — переспросил вконец озадаченный Бьяртур. — Корову?

— Да, — упрямо повторила Роза, — корову.

— Теперь мне уже совершенно ясно, что у тебя началась болезнь сердца. Вот так же было с моей покойной матерью. У нее появились какие-то странные желания, потом она стала слышать голоса. Сначала мы обратились к знахарке, но когда это не помогло, пошли к доктору. Если у тебя это не пройдет, скажи мне, чтобы я мог, пока не поздно, взять у Финсена какие-нибудь капли покрепче.

— Не хочу никаких капель. Хочу корову.

— А где у нас выгон? Я думал, ты сама видишь, сколько травы у нас на этом чертовом холме. И сама хорошо знаешь все эти голые кочки, по которым мы каждый день ходим, когда косим траву. Откуда же нам взять сено для коровы? — У реки растет осока.

— Кто ее скосит? Кто принесет? Как мы довезем ее до дому? Ты думаешь — мы богачи. Мы бедные крестьяне, первый год хутором владеем. Откуда нам взять деньги на корову? Ты не в своем уме.

— А я думала, ты свободный король, — сказала она.

— Мало у нас разве соленой рыбы? Мы сами себе хозяева и только-только устраиваемся на собственном хуторе. Гнилой, тухлой рыбы мы не едим, как работники в Мири. Едим душистую соленую зубатку. И привозная картошка кончилась совсем недавно. Хлеба нам хватает. Сахару вдосталь. А что у тебя ржаные галеты заплесневели, так ты сама виновата! Надо было их есть на перемену, не заплесневели бы. Галеты — это все же печенье, дорогая моя. Да к тому же привозное печенье.

— Мой отец наверняка даст нам трех кляч привезти осоку.

— Я не желаю попрошайничать и ни к кому ни за чем не пойду, разве только при крайней нужде и за полную плату, — сказал Бьяртур. — И давай на этом покончим! Пустое это дело для бедных крестьян — болтать о корове. Наше дело разводить овец и от овец богатеть! Не хочу больше слушать чушь всякую!

— А если у меня будет ребенок?

— Мой ребенок будет кормиться материнским молоком. Мне на первом году отварную рыбу в соску клали, да с рыбьим жиром — и ничего, вырос.

Роза посмотрела на него испуганно. Она вдруг так вся переменилась, что ему стало неловко, и он сказал, как бы извиняясь: