Ричард Райт - Сын Америки

Но одно обстоятельство во всем этом деле не давало ему покоя – нужно было выжать тут денег побольше; нужно было заранее подготовиться. Все это случилось неожиданно и слишком быстро. Больше так не будет; в другой раз он заранее все обдумает и подготовит и тогда сумеет получить столько денег, чтоб хватило надолго. Он посмотрел в окно вагона, потом обвел взглядом белые лица вокруг. Ему вдруг захотелось встать и во весь голос прокричать им, что вот он убил белую девушку, дочь богатого человека, которого все они знают. Да, если б он сделал это, какой испуг отразился бы на их лицах. Но нет. Он этого не сделает, хотя это было очень заманчиво. Их слишком много; его сейчас же схватят, осудят и казнят. Он мечтал о наслаждении, которое испытывал бы, заставив их бояться, но знал, что за пего пришлось бы слишком дорого заплатить. Если б можно было, не боясь ареста, рассказать им о том, что он сделал; если б он мог существовать для них только в воображении; если б его черное лицо и вся картина – как он душит Мэри, и отрезает ей голову, и сжигает ее в топке котла – вечно могли стоять у них перед глазами как страшный образ действительности, которую можно видеть, ощущать, но нельзя уничтожить! Создавшееся положение не удовлетворяло его: у него было чувство человека, который увидел перед собою цель и достиг ее, но, достигнув, заметил вблизи другую цель, больше и лучше первой. Он выучился кричать и крикнул, но никто его не услышал; он научился ходить и шел, но не чувствовал почвы под ногами; он долго мечтал о том, чтобы получить оружие в руки, по вдруг оказалось, что у него в руках оружие, не видимое никому.

Трамвай остановился на углу улицы, где жила Бесси, и он вышел. Дойдя до ее дома, он поднял голову и увидел освещенное окно на втором этаже. Зажглись уличные фонари, желтоватый отсвет лег на покрытые снегом тротуары. Вечер наступил рано. Фонари были точно круглые дымчатые шары света, обледеневшие на ветру, и черные чугунные столбы, как якоря, удерживали их, не давая улететь. Он вошел в парадное, позвонил, услышал ответный сигнал внутреннего телефона, поднялся по лестнице и увидел Бесси, улыбающуюся ему с порога.

– Вот уж не думала!

– Привет, Бесси.

Он остановился, глядя ей прямо в лицо, потом потянулся к ней. Она увернулась.

– В чем дело?

– Ты сам знаешь в чем.

– Ничего я не знаю.

– Чего тебе от меня надо?

– Как чего? Хочу поцеловать тебя.

– Нечего тебе меня целовать.

– Почему? – Это я у тебя должна спросить. – Да в чем дело?

– Я тебя видала вчера с твоими белыми приятелями.

– Вот еще, никакие это не приятели.

– А кто же это?

– Я работаю у них.

– И ужинаешь с ними?

– Ну, Бесси…

– Ты со мной даже не поздоровался.

– Неправда.

– Ну да, буркнул что-то и рукой помахал.

– Слушай, Бесси! Я же был на работе. Как ты не понимаешь?

– Рассказывай! Тебе просто стыдно было перед этой разодетой в шелка белой девицей.

– Да ну, Бесси, хватит. Перестань дурака валять.

– Тебе правда хочется поцеловать меня?

– Понятно, хочется. Зачем же я пришел, по-твоему?

– А почему раньше не приходил?

– Я же тебе говорю: я работаю, дурочка. Ты ведь сама вчера видела. Ну хватит. Перестань.

– Не знаю. Не знаю, – сказала она, покачав головой.

Он понимал, что она хочет узнать, скучал ли он по ней, велика ли еще ее власть над ним. Он схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал долгим, крепким поцелуем. Она не ответила. Отодвинувшись, он посмотрел на нее с упреком и вдруг стиснул зубы, ощутив жар в губах от проснувшейся страсти.

– Что же мы тут стоим? – сказал он.

– А ты хочешь войти?

– Понятно, хочу.

– Ты так долго не приходил.

– Ну вот, опять сначала.

Они вошли в комнату.

– Что ты сегодня такая? – спросил он.

– Можно было хоть открытку написать.

– Я просто не подумал.

– Или позвонить по телефону.

– Некогда было, Бесс.

– Ты меня больше не любишь.

– С чего это ты взяла?

– Мог забежать хоть на минуту.

– Говорят тебе, некогда было.

На этот раз, когда он ее поцеловал, она ответила, слегка. Чтобы доказать ей свою любовь, он обхватил ее рукой и крепко сжал.

– Устала я сегодня, – вздохнула она.

– С кем гуляла?

– Ни с кем.

– Отчего же ты устала?

– Если ты будешь такие разговоры вести, можешь убираться сейчас же. Я же тебя не спрашиваю, с кем ты, гулял, что так долго не приходил.

– Ты что-то сегодня совсем не в себе.

– Мог хотя бы сказать «здравствуй!».

– Вот дурочка, ей-богу. Мне же некогда было.