Макс Фриш: Синяя борода

— Можно со всей уверенностью утверждать: речь идет о преступлении на почве интимных отношений. Убийство с целью ограбления исключается, как я уже излагал. Способ, каким преступник выполнил свое наме­рение, — удушение жертвы женским гигиеническим па­кетом — свидетельствует о том, что побудительной при­чиной была ревность...

Какое-то время помогают прогулки по окрестностям.

— Почему вы бродили по подлеску?

— Потому что дорога внезапно оборвалась.

— Как это дорога оборвалась?

— Лесовозная дорога...

— Вы говорили, что хорошо знаете этот лес, почему же вы шли не по тем тропкам, которые знаете десятиле­тия, господин доктор Шаад, тем более в такой туманный день, как сегодня?

— Я не люблю бродить по асфальту.

— Вы любите подлесок...

— Необязательно, нет, и не тогда, когда сыро, как сегодня, а ты идешь в туфлях, да еще все время оступаешься.

— А что вы называете лесовозной дорогой?

— Ее сразу не распознаешь, поначалу вроде бы хорошая дорога, довольно широкая, местами шагаешь по гравию, потом гравий кончается, но все-таки это еще дорога. Она идет между поваленными стволами. Мне кажется, со стволов уже ободрали кору. И вдруг от про­галины — только глубокие следы бульдозера, извилины в глине, а кругом подлесок.

— Вы встретили рабочих в лесу?

— Нет.

— Вы слышали механическую пилу?

— Нет.

— Вы, значит, полагаете, господин доктор Шаад, что в течение часа вас никто не видел?

— Этого я не знаю.

— А вы знаете, где в данную минуту находитесь?

— Где-то за Тоггвилем...

— Почему вы вдруг мочитесь на эту паутину?

Потом мне захотелось пива, сосисок.

— Был ли на господине галстук, когда он зашел в трактир? И если да, то какого цвета был галстук?

Кельнерша задумывается.

— Вы не помните...

— Нет.

— Вы прежде встречали этого господина?

— Я ведь только месяц здесь работаю.

— И вы ничего не слышали о деле Шаада?

— Нет.

— Что вам тогда бросилось в глаза?

Свидетельница задумывается.

— Вам ничего не бросилось в глаза...

— Он приложил руку к зеленой изразцовой печи, да, вот это мне и бросилось в глаза, да, еще он пожелал сесть за столик у изразцовой печи, а это место, по правде говоря, только для постоянных клиентов, и еще мне бросилось в глаза, что господин был небрит, по-моему, и шапки не снял, да, не снял берета.

— Он нервничал?

— Когда я подала ему карточку, он даже не глянул на меню и сразу заказал маленькую кружку пива.

— Что было потом?

— Он так и сидел там у изразцовой печи.

— А вас не удивило, когда он спросил, как вас зовут, и потом записал имя на клочке бумаги?

— Записал имя?

— Вы этого не заметили...

— Когда я принесла пиво, он заказал жареную сардельку, а их у нас не бывает в такое время дня. Вид­но, он и не поглядел в карточку. После двух часов у нас подают только холодные закуски — салями, например.

— Было, значит, больше двух часов...

— Уж конечно.

— Господин разговаривал с вами?

— Я, само собой, заметила, что господин все по­сматривал на меня, когда я стояла у буфета, но для кельнерши это дело привычное. Может быть, он и сказал что-нибудь о погоде. Но я не слушаю, когда клиенты говорят о погоде.

— Больше вам ничего не бросилось в глаза?

— Я перетирала стаканы.

— Сколько же времени он просидел у вас?

— Потом он заказал рюмку шнапса.

— В котором часу это было?

— Без четверти четыре.

— Почему вы это так точно помните?

Потому что господин вдруг спросил, который час,- хотя часы у нас висят над буфетом, да и у самого госпо­дина были на руке часы. Зачем же спрашивать! Вот это и показалось мне странным.

— Больше он ничего не сказал?

— Ну потом, когда он расплатился и уже поднялся со стула, я сказала, как всегда: «Adieu» [1]. А он сказал: «Сейчас четверть шестого, фройляйн, ровно четверть шестого!» Как будто так важно, чтобы я это знала...

1 Прощайте

— Сколько рюмок он выпил?

— Три.

— Это как-то сказалось на нем?

— Он вспотел.

— Что еще бросилось вам в глаза?

Свидетельница задумывается.

— Он не разговаривал сам с собой?

— Он спросил, где у нас телефон.

— И пошел звонить?

— Сперва нет...

— А потом?

— Потом он вдруг пошел.

— Сколько времени он говорил по телефону?

— Он сказал, что не дозвонился, и это правда — мы же видим по счетчику, но потом господин еще раз захо­дил в кабину и еще раз и сказал, что номер занят.

Правду, и ничего кроме правды.

— Господин Шаад, кому вы сейчас хотели позвонить из трактира?