Стендаль - Красное и черное

Более интересны образы крупных политических деятелей, попавших в круг внимания Жюльена Сореля. Здесь, под одним и тем же именем де Нерваля, «фигурируют» два министра Карла X: сперва Виллель, проводивший политику крайней правой вплоть до 1827 года, затем в главе XXIII второй части — Полиньяк, ультрароялист и автор реакционных ордонансов, вызвавших Июльскую революцию. В тех же главах изображен наполеоновский «генерал-перебежчик» граф Бурмон, предавший Наполеона за несколько дней до сражения при Ватерлоо.

Прототипом для графа Альтамиры, приговоренного у себя на родине к смертной казни за участие в заговоре, послужил друг Стендаля неаполитанец Ди Фьоре. Он так же, как граф Альтамира, был приговорен к смерти за свою карбонарскую деятельность, бежал во Францию.

Особняк маркиза де Ла-Моля поражает Жюльена черной мраморной доской над воротами, на которой написана фамилия владельца. Единственный особняк в Париже с такой доской принадлежал Талейрану. Несомненно, описывая особняк де Ла-Моля, Стендаль имел в виду особняк Талейрана, да и другие особенности салона де Ла-Моля, характер его посетителей и некоторые черты хозяина напоминают дипломата, в течение многих лет стоявшего в центре французской политической жизни.

Персонажи романа говорят о самых острых политических вопросах, волновавших общество в последние годы Реставрации.

Слуги г-на де Реналя по пятницам ходят на какие-то собрания. Это общества, которые были организованы тайной католической конгрегацией в целях монархической и католической пропаганды. Таких обществ было много: «Общество добрых дел», ведавшее тюрьмами и госпиталями, «Общество св. Николая», объединявшее подмастерьев, «Общество св. Иосифа», объединявшее рабочих. В Гренобле ходили слухи, что конгрегация с помощью этих обществ организовала настоящий шпионаж за жителями, широко используя для этого домашнюю прислугу.

Дважды упоминается в романе о лесных угодьях, которые были реквизированы у духовенства в начале революции. Крайняя правая и клерикалы добивались от правительства возвращения этих угодий, и разговоры об этом велись в обществе постоянно. Подлог на выборах, в котором виновен один из посетителей салопа де Ла-Моля, был совершен в 1821 году гренобльским прокурором Гернон-Ранвилем, которого Стендаль знал лично. Об этом эпизоде сообщила в 1829 году официальная французская газета «Монитор». Нашли отклик в романе и нашумевшие в свое время процессы Беранже, Фонтана, Магалона. Жюльен надеется, что через несколько лет после его смерти будет отменена смертная казнь; в последние годы Реставрации либералы добивались ее отмены.

Мы не знаем, отправляли ли в последний год Реставрации какие-либо реакционные группы своих агентов в Лондон, чтобы просить военной помощи. Но Стендаль верно характеризовал настроения ультрароялистов, чувствовавших, что назревает новая революция, и не очень рассчитывавших на французские войска. То, что было сделано в первые годы Реставрации, вполне могло повториться в последние ее месяцы.

Многие сцены написаны по собственным впечатлениям или воспоминаниям. Гвоздильная фабрика, о которой речь идет в начале романа, напоминает ту, которую Стендаль осматривал в сентябре 1811 года, обратив внимание на ничтожную заработную плату работниц. Хищения в верьерском доме призрения, вероятно, тоже основаны на современном факте… «Украли четыре миллиона у подкидышей», — записывает Стендаль на полях романа, датируя это событие (или запись?) 1829 годом.

В романе можно найти и воспоминания из личной жизни писателя. Поведение Матильды де Ла-Моль, предлагающей Жюльену бежать за границу, а вместе с тем и характер ее Стендаль изобразил под впечатлением необычайного поступка Мари де Невиль, племянницы политического деятеля де Невиля. Она бежала с возлюбленным, презрев сословные предрассудки. Герой приключения Э. Грассе был знаком Просперу Мериме и состоял с ним в переписке. Событие произошло 25 января 1830 года. Стендаль, несомненно, вдохновился им, работая над характером своей героини. В подтверждение правдивости этого образа он ссылается на Мари де Невиль: «Окончание нравилось мне, когда я писал его: перед глазами у меня был характер Мари, милой девушки, которую я обожаю. Спросить у Клары (т. е. П. Мериме), разве Мари не поступила бы так же… У юных Монморанси и их семьи так мало силы воли, что с этими элегантными и ничтожными существами можно создать только пошлую развязку… Видя это отсутствие характера в высших классах, я взял исключение… Причина — то, что я думал о Мари».