Михаил Булгаков - Бубновая история

Мохрикову в номере гостиницы приснился сон — громаднейший бубновый туз на ножках и с лентами на груди, на которых были написаны отвратительные лозунги: «Кончил дело — гуляй смело!» и «Туберкулезные, не глотайте мокроту!»

— Какая смешная пакость! Тьфу! — молвил Мохриков и очнулся. Бодро оделся, взял портфель и отправился в Госбанк. В Госбанке Мохриков мыкался часа два и вышел из него, имея в портфеле девять тысяч рублей.

Человек, получивший деньги, хотя бы и казенные, чувствует себя совершенно особенным образом. Мохрикову показалось, что он стал выше ростом на Кузнецком мосту.

— Не толкайтесь, гражданин, — сурово и вежливо сказал Мохриков и даже хотел прибавить: — У меня девять тысяч в портфеле, — но потом раздумал.

А на Кузнецком кипело, как в чайнике. Ежесекундно пролетали мягкие машины, в витринах сверкало, переливалось, лоснилось, и сам Мохриков отражался в них на ходу с портфелем то прямо, то кверху ногами.

— Упоительный городишко Москва, — начал размышлять Мохриков, — прямо элегантный город!

Сладостные и преступные мечтания вдруг пузырями закипели в мозгу Мохрикова:

— Вообразите себе, дорогие товарищи... вдруг сгорает Госбанк! Гм... Как сгорает? Очень просто, разве он несгораемый? Приезжают команды, пожарные тушат. Только шиш с маслом — не потушишь, если как следует загорится! И вот вообразите: все сгорело к чертовой матери — бухгалтеры сгорели и ассигновки... И, стало быть, у меня в кармане... Ах, да!.. Ведь аккредитив-то из Ростова-на-Дону? Ах, шут тебя возьми. Ну, ладно, я приезжаю в Ростов-на-Дону, а наш красный директор взял да и помер от разрыва сердца, который аккредитив подписал! И кроме того, опять пожар, и сгорели все исходящие, выходящие, входящие — все, ко псам, сгорело. Хи-хи! Ищи тогда концов. И вот в кармане у меня беспризорных девять тысяч. Хи-хи! Ах, если б знал наш красный директор, о чем мечтает Мохриков, но он не узнает никогда... Что бы я сделал прежде всего?..

...Прежде всего...

Она вынырнула с Петровки. Юбка до колен, клетчатая. Ножки — стройности совершенно неслыханной, в кремовых чулках и лакированных туфельках. На голове сидела шапочка, похожая на цветок колокольчик. Глазки — понятное дело. А рот был малиновый и пылал, как пожар.

«Кончил дело, гуляй смело», — почему-то вспомнил Мохриков сон и подумал: «Дама что надо. Ах, какой город Москва! Прежде всего, если бы сгорел красный директор... Фу! вот талия...»

— Пардон! — сказал Мохриков.

— Я на улице не знакомлюсь, — сказала она и гордо сверкнула из-под колокольчика.

— Пардон! — молвил ошеломленный Мохриков, — я ничего!..

— Странная манера, — говорила она, колыхая клетчатыми бедрами, — увидеть даму и сейчас же пристать. Вы, вероятно, провинциал?

— Ничего подобного, я из Ростова, сударыня, на Дону. Вы не подумайте, чтобы я был какая-нибудь сволочь. Я — инкассатор.

— Красивая фамилия, — сказала она.

— Пардон, — отозвался Мохриков сладким голосом, — это должность моя такая: инкассатор из Ростова-на-Дону. Фамилия же моя Мохриков, позвольте представиться. Я из литовских дворян. Основная моя фамилия, предки когда-то носили — Мохр. Я даже в гимназии учился.

— На Мопр похоже, — сказала она.

— Помилуйте! Хи-хи!

— А что значит «инкассатор»?

— Ответственная должность, мадам. Деньги получаю в банках по девять, по двенадцать тысяч и даже больше. Тяжело и трудно, но ничего. Облечен доверием...

«Говорил я себе, чтобы штаны в полоску купить. Разве можно в таких штанах с дамой разговаривать на Кузнецком? Срам!»

— Скажите, пожалуйста: деньги? Это интересно!

— Да-с, хи-хи! Что деньги! Деньги — тлен!

— А вы женаты?

— Нет, а вы такие молодые, мадам, и одинокие, как...

— Как что?

— Хи-хи, былинка.

— Ха-ха!

— Хи-хи.

.......................................................

— Сухаревская-Садовая, №201... Вы ужасно дерзкий инкассатор!

— Ах, что вы! Мерси. Только в номер заеду переоденусь, У меня в номере костюмов — прямо гибель. Это дорожный, так сказать, не обращайте внимания — рвань. А какая у вас шапочка очаровательная? Это что вышито на ней?

— Карты. Тройка, семерка, туз.

— Ах, какая прелесть. Хи-хи!

— Ха-ха!

— Побрейте меня, — сказал Мохриков, прижимая к сердцу девять тысяч, в зеркальном зале.

— Слшсс... С волосами что прикажете?

— Того, этого, причешите.

— Ваня, прибор!