Михаил Булгаков - Необычайное происшествие, или Ревизор (по Гоголю)

Михаил Булгаков

Необычайное происшествие, или Ревизор (по Гоголю)

Сценарий

НДП {НДП - надпись. В соавторстве с режиссером М. С. Каростииым. Ред.}. Уездный город, находящийся не то чтобы далеко от Пензы, но и не совсем близко к Саратову, где-то у неведомой черты границы этих двух славных губерний, весной в 1831 году медленно пробуждался от сна к своим делам безрадостным, пробуждался скорее по привычке.

Испокон веков, по ним хоть часы проверяй, проходило, зевая, купечество к своим лабазам и торговым рядам. Опасливо осматривали замки неестественной величины, и, когда их отпирали, замки издавали давно утерянную мелодию "Коль славен наш господь..." на все лады...

НДП. И так начиналось каждое утро.

Первыми сколько-нибудь замечательными людьми в уездном городе оказываются помещики Петры Ивановичи Бобчинский и Добчинский. Оба низенькие, коротенькие, очень любопытные, оба с небольшими брюшками. Дома их до уморительности одинаковы, очевидно, построенные одним мастером, стоят рядышком на живописной улице. Домики, как две капли воды, похожи на своих хозяев, и кажется, вот они сейчас замахают ставнями и начнут наперебой друг перед другом хвастать городскими новостями. Петры Ивановичи вышли каждый на свое крылечко, увидели друг друга, обрадовались, вежливо раскланялись и оба враз сказали:

- Здравствуйте, Петр Иванович...

И прежде чем отправиться в город по новости, как ходят по грибы, Петры Ивановичи сразу же и заспорили. Добчинскому очень хотелось идти в левую сторону города, но именно в эту же сторону намеревался побежать и Бобчинский, который сразу начал наскакивать на своего приятеля и засыпать его убедительными словами:

- Нет, нет, нет, Петр Иванович, сегодня левая сторона города моя, а правая ваша, и новостей сегодня в правой стороне города, ей-ей, больше, чем в левой, вы уж, пожалуйста, не спорьте, Петр Иванович...

И приятели разбежались - Добчинский направо и Бобчинский налево.

Когда их проворные, маленькие фигурки скрылись из виду, прямо через улицу, как бы для контраста, торопилась огромная фигура судьи, в ногах которого путались два лающих пса, сдерживаемых массивными цепями.

Смотритель богоугодных заведений Земляника, фигурой поменьше судьи и меньше опутанный дикорастущими волосами, заслышав собачий лай, высунулся в окно своего дома и равнодушно извещал свою жену о том, что:

- Опять судья Ляпкин-Тяпкии со своими кобелями идет к юбкам жены помещика Добчинского...

Дрбчинский, спрятавшись за выступ стены, следил за своим смертельным ворогом, и, когда судья юркнул в калитку, Петр Иванович, терзаемый ревнивым чувством, побежал к своему дому, наткнулся на псов, привязанных судьей у калитки. Собаки, завидев Петра Ивановича, начали лаять и бросаться на него с такой силой, что сорвись железное кольцо - и от Петра Ивановича не останется и звания.

Добчинский боялся судейских собак, как огня палящего. Он поворотил от родной кровли и грустный пошел "по новости".

День Бобчинского тоже начался с неудач. Бойкость его пропала. Он остановился у пожарной каланчи, оглядывая беспросветно скучную улицу, точно вымершую. И, когда мимо него проходил единственный живой человек почтальон, Бобчинский скорее по привычке, без всякой страсти заглянул в сумку почтаря, но в следующую минуту цель уже была найдена.

Любопытство озарило лицо Петра Ивановича изнутри. Он увязался за почтарем, ловко заглянул сбоку, "потом забежал с другой стороны и увидел письмо, адресованное городничему - Сквозник-Дмухановскому.

Хитренный служитель почты на уговоры не сдавался, и только когда у него в ладони звякнули медные деньги, переданные Петром Ивановичем, - эта маленькая лепта, первая взятка в фильме, - почтарь отдал письмо, и Петра Ивановича подхватило по улицам, словно у него образовались крылья.

НДП. Городничий Антон Антонович Сквозник-Дмухановский.

Городничий, уже постаревший на службе и очень неглупый по-своему человек, черты лица грубые и жесткие, как у всякого, начавшего тяжелую службу с нижнего чина, сидел еще не одетый, заспанный, видно, только что встал и, несмотря на это, сильно расстроенный.

В руках у него большая книга в кожаном переплете, с огромными серебряными застежками. Это может быть "Свод законов Российской империи" или Библия, но при ближайшем рассмотрении она оборачивается 'сонником толкователем снов.

Антон Антонович пробегал страницу за страницей, наконец, нашел то, что было нужно, и начал про себя.