Мадлен Жанлис - Тюльпанное дерево

Въ прекраснѣйшемъ Королевствѣ изъ всей Азіи обиталъ любезный и блистательный народъ, столько же прославившійся военными подвигами, сколько склонностію своею къ Наукамъ и Художествамъ. Неподалеку отъ стѣнъ, ограждавшихъ чертоги и обширные сады Государя, была пальмовая роща, на концѣ которой находились два домика, отличающіеся миловидною своею простотою. Одинъ принадлежалъ старику Оглану, которой велъ въ несъ пустынническую жизнь въ продолженіе многихъ лѣтъ: садикъ его славился великолѣпнымъ тюльпаннымъ деревомъ [1] Сіе дерево вывезено изъ Америки. , неизвѣстнымъ еще тогда въ Азіи. Оно имѣло десять саженъ вышины и, на время цвѣта, покрывалось болѣе нежели двумя тысячами тюльпановъ красоты безподобной. Къ дереву сему была придѣлана круглая лѣстница въ 50 фунтовъ вышиною, и тамъ находилось мѣсто для отдохновенія, или родъ гнѣзда, крѣпко утвержденнаго на двухъ толстыхъ вѣтвяхъ. Сіе гнѣздо было такъ велико, что въ немъ свободно помѣщались три или четыре человѣка, и ничто не могло быть такъ пріятно, какъ въ Іюлѣ мѣсяцѣ видѣть себя на срединѣ дерева, котораго каждый сучокъ обремененъ прекраснѣйшими тюльпанами. Въ семъ таинственномъ убѣжищѣ, Поэтъ, увѣнчанный и со всѣхъ сторонъ окруженный прелестнѣйшими цвѣтами, изпускающими превосходный запахъ, подумалъ бы, что флора перенесла его въ любимую свою рощицу.

Огланъ, убѣгая отъ общества, никого не пускалъ въ свое уединенное жилище, но не смѣлъ не принять Королевской фамиліи, которую любопытство видѣть тюльпанникъ, привлекло однажды въ его садъ. Онъ умѣлъ найти предлогъ для недопущенія Высокихъ своихъ посѣтителей къ лѣстницѣ, ведущей на дерево, и никто изъ нихъ не всходилъ на оное. Съ сего дня старикъ отказывалъ всѣмъ любопытнымъ безъ изключенія. Поговорили нѣсколько времени о его нелюдимости; но какъ онъ твердо устоялъ въ характерѣ мизантропа, то объ немъ наконецъ забыли, такъ точно, какъ бы онъ жилъ за тысячу верстъ отъ Двора,

Другой домикъ принадлежалъ долго одному садовнику; наконецъ купалъ его Зеинебъ, молодой Царедворецъ, которой умѣлъ его украсить, не лиша его и сельскихъ красотъ. Зеинебъ поведеніемъ своимъ и милымъ нравомъ опровергалъ все, что обыкновенно говорятъ на щетъ Придворныхъ мрачные, недоволыше философы, которые никогда не бывали при Дворѣ и не имѣли ни случаевъ, ни возможности знать и разсматривать характеры Государей и Вельможь

Зеинебъ сохранилъ при Дворѣ невинныя свои склонности: веселость духа и откровенность, чрезвычайную умѣренность, и доброе, чувствительное сердце. Онъ не искалъ способовъ къ обогащенію своему; достатокъ его былъ посредственный, но онъ соразмѣрялъ его съ своими желаніями. Наскучивъ пышнымъ зрѣлищемъ величія и тягостнымъ этикетомъ, пріѣзжалъ онъ отдыхать въ свой маленькой домикъ, но не ополчался противъ Придворнаго великолѣпія; ибо не чувствовалъ ни малѣйшаго негодованія отъ того, что въ чертогахъ Царей и знатныхъ Господъ не находилъ умѣренности и сладкаго покоя пастушеской жизни.

Сдѣлавшись сосѣдомъ Оглану, юный Зеинебъ услышалъ съ удивленіемъ o странностяхъ сего старика. Огланъ провождалъ большую часть времени въ тюльпанникѣ, въ цвѣточномъ своемъ гнѣздѣ; онъ никогда въ немъ не читалъ, но просиживалъ по цѣлому дню, одинъ и въ совершенной праздности. Не взирая на дикость и неприступность, старикъ былъ добръ и благотворителенъ; входъ къ нему, будучи запертъ для любопытныхъ, былъ всегда отворенъ для бѣдныхъ; онъ дѣлалъ добро безъ всякаго тщеславія, но съ такимъ благоразуміемъ и разсмотрительностію, которыя доказывали, что это было главное его упражненіе. Зеинебъ почувствовалъ непреодолимое желаніе узнать Оглана и его тюльпанное дерево, котораго никогда онъ не видывалъ; но всѣ его покушенія въ разсужденіи сего были тщетны. Стѣна раздѣляла сады, двухъ сосѣдей. Въ одинъ день Зеинебъ, подчищая свои шпалеры, взошелъ на стѣну и увидѣлъ великолѣпный тюльпанникъ. Ахъ! какая прекрасная вещь! вскричалъ онъ. Случилось, что Огланъ не сидѣлъ тогда въ гнѣздѣ своемъ, но ходилъ по саду и, услышавъ сіе возклицаніе, увидѣлъ Зеинеба. Въ одномъ камзолѣ, безъ шляпы, съ кривымъ ножемъ въ рукѣ, и почелъ его за садовника. Пріятная физіономія, на которой изображалась кроткая веселость, ему понравилась. Онъ подумалъ, что человѣкъ сего состоянія не обезпокоитъ его и что онъ всегда легко можетъ отъ него отвязаться. Взглянувъ на него съ улыбкой.