Франс Силланпя - Праведная бедность - Полная биография одного финна

Ознакомившись с «Праведной бедностью», советский читатель, мне думается, с нетерпением будет ожидать появления на русском языке следующих романов Франса Эмиля Силланпя.

Геннадий Фиш

Юсси, Юха, Янне Тойвола, по церковным книгам — Иохан Абрахам Беньяминов сын, был старый, отталкивающей наружности мужичонка. В последние годы жизни у него была обширная плешь, от ушей к затылку обрамленная почти не знавшими стрижки патлами, выбивавшимися из-под шляпы. Лицо его, подобно собачьей морде, по самые глаза поросло рыжеватой щетиной, и только острый нос выделялся на нем. Глаз почти не было видно под полями шляпы, и на их месте, где-то глубоко-глубоко, сверкали лишь две острые точки, в которые не очень-то любили заглядывать добрые люди. Ведь есть такие люди, с которыми избегаешь встречаться взглядом, однако с Юсси Тойвола все обстояло совсем иначе. В глазах его не было ничего угрожающе мрачного, напротив, в них скорее проглядывала улыбка. Но был в них какой-то намек на безумие, а что еще производит более тяжкое впечатление, чем улыбка сумасшедшего? Ведь улыбка эта как бы сочувственно выдает знание всего того, в чем люди никогда не признаются даже самим себе. А тут только и жди, что этот полоумный брякнет во всеуслышанье что-нибудь такое… Однако Юха Тойвола не был сумасшедшим; он был скуден умом, но вполне уравновешен душевно. Более того, в своей стороне Юха слыл большим пройдохой и завзятым смутьяном, и, когда стало известно, что во время восстания он каким-то образом оказался причастен к злодейскому убийству, его осудили без долгих колебаний. И однажды весенней ночью егерь, которому поручили расстрелять осужденных, вывел в расход его горемычную душу заодно с восемью другими ей под стать.

На подавленных, растерянных сельчан, которым прежде и в мысль не приходило ничего подобного, смертные приговоры подействовали ошеломляюще. В первые дни о них говорили не иначе, как с дрожью в голосе. Что до Юсси Тойвола, то даже смерть его была отмечена одним маленьким обстоятельством, вспоминая о котором невольно улыбаешься, настолько характерно оно для Юсси. Повстанцев расстреливали на кладбище, в заранее вырытой могиле, и Юсси оказался последним. Когда пришел его черед, он распростерся на груде мертвых тел — дескать, я готов. Это было так на него похоже! Однако ему приказали встать и только тогда расстреляли…

«На войне надо убивать с н а с л а ж д е н и е м, иначе нельзя выиграть войну», — писал один финляндский генерал от пера (разрядка его) и был в этом, несомненно, прав.

Но, строго говоря, война сама по себе — ничто; это лишь преходящий момент в отношениях, связующих индивидуальные и коллективные человеческие судьбы. Война затухает, но человеческие судьбы остаются драгоценным достоянием живых. Уже вскоре после того, как отгремят бои, для человека может настать момент, когда его внутренний взор, упорно не желая задерживаться на всем поверхностном и второстепенном, — на физических мучениях, грязи, голоде и жестокости, — неодолимо стремится проникнуть глубже, где все как бы застыло в неподвижности и молчит. Там все наделены равными достоинствами и равными правами, ибо противников сближают такие обстоятельства, о которых они и не подозревали. Мертвые встают и удивляются, почему их похоронили в разных могилах, они никак не возьмут в толк, что этим хотели сказать. И вот Юсси Тойвола и егерь — старые знакомые… Однажды светлой весенней ночью, где-то совсем в другом месте, егерь расстрелял Юсси. Ну, разумеется, это была чистая случайность, он тогда просто не разобрал, какой замечательный человек этот Юсси.

По рожденью Юха Тойвола принадлежал к крестьянскому сословию, хотя из нынешних молодых это мало кому известно — его происхождением никто не интересовался. Тем не менее в двух-трех приходах у него были влиятельные родственники из крестьян, здравствующие и поныне. Правда, он никогда не был близок с ними и даже не вспомнил о них, когда бунтарство довело его до беды.