Ба Цзинь - Осень

— Мои? — растерянно спросил Цзюе-синь; он не предполагал, что разговор коснется его. Затем подавленно ответил: — Мне кажется, можно не спешить. Сейчас я и думать об этом не могу. Да и срок траура у меня еще не кончился.

— Тетя говорила, что Кэ-мин надеется на то, что я уговорю тебя, объясню, что ты — продолжатель рода, что вас, братьев, немного, а срок твоего траура скоро кончится…

Госпожа Чжоу не замечала ни выражения лица Цзюе-синя, ни его тона, она не понимала, какое значение имеют для него ее слова, и торопилась высказаться.

— Мама, все это мне известно. Но я никак не могу забыть Жуй-цзюе, не могу даже подумать о вторичном браке. К тому же я уже испортил жизнь не одному хорошему человеку. Я не имею права сделать еще кого-нибудь своей жертвой! — сквозь слезы проговорил Цзюе-синь.

Последняя линия его обороны была прорвана, и он, больше не владея собой, разрыдался, не дав госпоже Чжоу договорить.

Цзюе-минь встал и заботливо, голосом, полным участия, обратился к брату:

— Иди-ка лучше спать. Ты сегодня очень разволновался. Тебе не следует так убиваться.

— Я… Я ничего, ничего, — говорил Цзюе-синь, утирая набегавшие слезы.

— Цзюе-синь, ложись спать. А ты, Цзюе-минь, проводи брата да постарайся его успокоить, — заботливо проговорила госпожа Чжоу.

— Хорошо, — согласился Цзюе-минь, подошел к Цзюе-синю и сказал ему вполголоса: «Пойдем, брат!» Но лишь после того, как Цзюе-минь позвал его второй раз, Цзюе-синь поднялся, поклонился госпоже Чжоу и с поникшей головой вышел из комнаты, вслед за Цзюе-минем.

— Ци-ся, приготовь мне еще один кальян, — машинально приказала госпожа Чжоу; когда Цзюе-синь скрылся за дверью, она почувствовала необъяснимую грусть.

Вернувшись к себе, Цзюе-синь снова сел за письмо.

«Мэй скоро женится. Это опять дядина затея. Невеста — барышня из семьи Фэн, по крайней мере года на четыре старше его.

Последнее время я словно в забытьи и часто плачу. Особенно печалюсь я о Хой. Гроб с ее телом отправили в монастырь Ляньхуаянь более чем в двадцати ли от города и бросили там на произвол судьбы. Семья Чжэн и не думает об обряде погребения, а дядя тоже нисколько не интересуется этим. В этом году, во время весеннего праздника поминовения усопших, я приказал Лао-чжао отправиться за город и сжечь для нее два ящичка и две связки бумажных денег. По возвращении Лао-чжао рассказал мне обо всем, его рассказ вызвал во мне скорбь и негодование. Хотя вся семья бабушки недовольна поведением семьи Чжэн, однако дядя не хочет ничего предпринимать, и бабушка ничего не может с ним поделать. Несчастная Хой: даже ее прах не может найти успокоения.

Сестра Шу-ин всегда любила Хой, и когда она узнает об этом, ей несомненно будет очень тяжело…»

Он ни словом не обмолвился о самом себе.

В воскресенье утром Цзюе-минь отправился с книгой в сад. Выйдя за ворота, он увидел идущих впереди Цзюе-синя и Шу-хуа, а позади них служанку госпожи Чжан, Цуй-хуань.

— Шу-хуа! — позвал он.

— Что? — остановилась Шу-хуа. Цзюе-синь, едва повернул голову, продолжая идти. Цуй-хуань прошла в калитку вслед за ним.

Цзюе-минь, смеясь, обратился к Шу-хуа.

— Что-то ты сегодня рано!

Шу-хуа прыснула:

— Десять часов это рано, по-твоему? Да ты смеешься надо мной.

— Уже десять часов? А я и не знал. Разве Цзюе-синь не идет к бабушке? Что это он пошел в сад?

— А ты не знаешь? Там какая-то неприятность… — Она не договорила: кто-то стремительно выбежал из сада. Это был ее двоюродный брат Цзюе-ин. От быстрого бега по лицу его струился пот, волосы растрепались.

— Цзюе-ин! — громко окликнула Шу-хуа, пытаясь остановить его. Но он, не обращая внимания, мчался к воротам.

Шагнув ему навстречу, Цзюе-минь сильной рукой цепко схватил Цзюе-ина за плечо и строго спросил:

— Ты что же не отвечаешь, когда старшая сестра зовет?

После отчаянной попытки вырваться из рук Цзюе-миня Цзюе-ин остановился и заискивающе улыбнулся:

— Я не слышал.

— Ах, ты… — цикнула на него Шу-хуа, замахнулась, но не ударила. — Не слышал? Ты что, глухой? Нечего носиться сломя голову. Ты последнее время совсем отбился от рук. Вот погоди, скажу отцу, он тебе задаст!

— Честное слово, не слышал. Я больше не буду. Не говорите папе, ладно? — словно раскаиваясь, обратился Цзюе-ин к Шу-хуа, но на лице его играла лукавая усмешка.

— Ты мне скажи, откуда ты взялся? Что делает отец? — спросила Шу-хуа, довольная, что Цзюе-ин присмирел.

— Гао-чжун утащил из павильона образцы каллиграфии, — заискивающе сказал Цзюе-ин, склонив голову набок, взглянул на Цзюе-миня, и насмешливо произнес: Ты отпустишь меня, ладно? Как только ты не боишься хлопот, связываясь со мной? — и он снова взглянул на Цзюе-миня.