Он весело расцеловал в обе щеки мадемуазель Мазлин, обнял Миньо, который вдруг разрыдался от волнения.
— Так вы меня простили, господин Симон?
— За что мне вас прощать, старина Миньо! У вас мужественное и честное сердце. Как я рад, что мы наконец встретились!
Между тем торжественная и трогательная церемония подходила к концу. Светлый, веселый дом, выстроенный согражданами Симона на месте убогой лачуги на улице Тру, сиял на солнце, весь увитый гирляндами зелени и живых цветов. Холст, скрывавший мраморную доску над дверью, внезапно упал, и взорам всех открылась сверкающая золотом надпись: «Город Майбуа учителю Симону, во имя истины и справедливости, во искупление причиненных ему страданий». А ниже крупными буквами: «От внуков его палачей». И с просторной площади, с соседнего проспекта, из окон и с крыш домов, отовсюду донесся последний, прокатившийся громом, единодушный приветственный клич — полное и окончательное признание торжества истины и справедливости; отныне никто не посмеет отречься от них!
На следующий день в «Пти Бомонтэ» появилась восторженная статья с описанием происходившей накануне церемонии. Это уже был не тот грязный бульварный листок, который в свое время растлевал умы; газета в корне изменилась, сообразуясь с новыми веяниями и вкусами более просвещенных читателей. Пришлось самым энергичным образом обезвредить ее, прочистить все ее отделы, словно клоаки, столько лет переполненные ядом лжи и клеветы. Пресса становится самым действенным проводником просвещения, когда одурачивающие и обирающие своих клиентов политические и финансовые бандиты перестают быть ее хозяевами. И обновленная «Пти Бомонтэ» теперь помогала обществу распространять просвещение, идеи добра и справедливости.
Несколько дней спустя после торжественной встречи Симона страшная гроза, одна из тех сентябрьских гроз, которые испепеляют все на своем пути, разрушила часовню Капуцинов. Это была последняя церковь, еще открытая для молящихся, и посещало ее довольно много верующих женщин. В Жонвиле аббат Коньяс был найден мертвым в ризнице, — взрыв бешеной ярости довел его до апоплексического удара; и давно уже пустовавшая церковь закрылась окончательно. В Майбуа аббат Кокар перестал даже открывать двери церкви св. Мартена; он служил один, без причетника, в совершенно пустой церкви. И небольшая часовня Капуцинов теперь вмещала всех, кто еще доверял конторе агентства чудес, где красовалась во весь рост огромная статуя святого Антония Падуанского, позолоченная и размалеванная, украшенная гирляндами искусственных цветов, освещенная множеством свечей.
В день, когда разразилась гроза, был праздник этого святого; пышное богослужение привлекло в часовню человек сто верующих. Уступая настойчивым просьбам отца Теодоза, отец Крабо, не выезжавший никуда за пределы Дезирад, где он был занят устройством богоугодного учреждения, решился на этот раз почтить торжество своим присутствием; он сидел в бархатном кресле у подножия статуи святого Антония, а отец Теодоз служил мессу. Оба умоляли великого святого проявить свое могущество, испросить у бога милости, дабы он предал на погибель нечестивое и гнусное новое поколение. Вот тогда-то и разразилась гроза; огромная чернильно-черная туча нависла над Майбуа, адским пламенем полыхали в небе молнии, тяжкие громовые удары, точно залпы мощной артиллерии, с грохотом обрушивались на землю. Отец Теодоз приказал звонить во все колокола, упорный трезвон поднимался в небо как набат, словно указуя богу, где находится его храм, который ему надлежит защитить. И вдруг сокрушительная молния ударила в колокол, пробежала по канату и огненной волной растеклась по церкви. Отец Теодоз, служивший в алтаре, мгновенно вспыхнул, как факел. Церковные облачения, священные сосуды, дарохранительница, все сгорело, расплавилось, рассыпалось пеплом. А всесильный святой Антоний, свалившись с пьедестала, похоронил под обломками скрюченный и обуглившийся скелет отца Крабо. Но, видно, гибели двух служителей господних было мало, еще пять богомолок нашли смерть в этом храме; остальные с воплями спаслись бегством, над ними уже трещала кровля, грозя задавить их, наконец она рухнула, и от прежней святыни ничего не осталось, кроме огромной груды обломков.
Весь Майбуа был поражен. Как мог католический бог совершить такую ошибку? То был волнующий вопрос, в прежние времена он вставал всякий раз, как молния попадала в церковь и колокольня обрушивалась на священника и коленопреклоненных молящихся. Неужели бог хотел уничтожить свою святыню? Или, может быть, правильнее было думать, что вовсе не божественная рука управляет громами, что молния — это сила природы и, покоренная разумом, она станет в будущем служить человеку? После этой катастрофы в городе снова появился брат Горжиа, он носился по улицам, восклицая, что бог на этот раз не ошибся. Он внял его, Горжиа, словам и поразил молнией его глупых и подлых начальников, дабы преподать урок церкви, обновить которую можно лишь огнем и мечом. А месяц спустя Горжиа нашли с проломленным черепом возле того притона, где был убит Виктор Мильом, и труп его носил следы гнусного насилия.
Читать дальше