Артур Шницлер - Фридолин

Он услыхал за собой ее шажки; она еще раз его позвала:

— Значит, ты не пойдешь со мною, доктор?

Он невольно обернулся.

— Откуда ты меня знаешь? — спросил он.

— Я вас не знаю, — ответила она, — но в этом квартале все мужчины — доктора.

С гимназических лет Фридолин не водился с женщинами этой породы.

Неужели он впал опять в мальчишество? Ведь эта девушка — стыдно сказать — его волнует!

Он вспомнил беглое свое знакомство с одним изящным молодым повесой, который пользовался баснословным успехом у женщин. Однажды, будучи студентом, после бала он сидел с этим юношей в ночном кафе и, когда знакомец Фридолина собрался уходить с одной из профессиональных посетительниц кафе, а наивный студент посмотрел на него с легким недоумением, тот ему ответил: «По-моему, это — самое удобное и, во всяком случае, не самое худшее!»

— Как тебя звать? — спросил Фридолин.

— Ну, так, как нас всегда зовут: конечно «Мицци»!

Она уже отперла ключом калитку в воротах и переступила порог, ожидая, что Фридолин за нею последует.

— Быстренько! — сказала она, когда он замешкался.

Внезапно он очутился возле нее; калитка за ним захлопнулась, она щелкнула ключом и зажгла восковую спичку, освещая ему дорогу.

«Я сошел с ума, — подумал Фридолин. — Разве я могу к ней прикоснуться?»

В комнате ее горел масляный светильник. Она повернула фитиль, и ночник озарил довольно уютное помещение, опрятное и прибранное и, во всяком случае, с более приятным запахом, чем хозяйственные испарения в доме Марианны. Да… там лежал месяцами больной старик… Девушка усмехнулась и без всякой назойливости придвинулась к Фридолину, который мягко ее отстранил. Тогда она указала ему на качалку, и он охотно в нее опустился.

— Ты, конечно, очень устал, — заметила она.

Он кивнул.

Неспешно раздеваясь, она прибавила:

— У вас, господа доктора, известно, много дела. Нам, девицам, легче!

Он заметил, приглядевшись, что губы ее не накрашены и что яркость их природная, и сказал ей по этому поводу любезность.

— Зачем же мне мазать губы? — спросила она. — Как ты думаешь, сколько мне лет?

— Лет двадцать, — загадал Фридолин.

— Семнадцать, — сказала она и, усевшись к нему на колени, по-детски обвила рукой его шею.

«Кто в целом мире подозревает, что я сижу в эту минуту здесь? — подумал он. — Я бы сам не поверил, что так со мной случится, хоть час тому назад, — нет, десять минут! И для чего? И почему?»

Она потянулась целоваться — он откинулся назад. Тогда она поглядела на него расширенными опечаленными глазами и соскользнула с его колен. Он почувствовал легкое сожаление, так как в прикосновении ее была какая-то утешительная нежность.

На спинке кровати с открытой на ночь постелью она взяла красный халатик, юркнула в него и, запахнувшись, прижала кулачки к груди — стройная и закутанная, как куколка.

— Ну как тебе сейчас, удобно? — спросила она без насмешки, даже с робостью, словно стараясь его понять.

Он не знал, что ответить.

— Ты угадала, — сказал он, подумав. — Я в самом деле устал, и мне приятно сидеть у тебя в качалке и просто слушать, что ты говоришь. У тебя приятный мягкий голос. Говори же, рассказывай мне что-нибудь!

Она присела на кровать и покачала головой.

— Ты как будто боишься, — сказала она тихонько и, глядя перед собой, чуть внятно прибавила: — Жалко!

Когда он расслышал это словечко, вся кровь бросилась ему в голову. Он подошел к ней, попытался ее обнять, стал объяснять ей, что и не думал ее оскорбить подозрением, что верит ей, — и он говорил правду. Он привлек ее к себе, добиваясь ее ласки, словно она была порядочной девушкой или любимой женой. Она сопротивлялась, он устыдился и наконец отпустил ее.

Она сказала:

— Уберечься невозможно, и когда-нибудь это стрясется. Хорошо делаешь, что осторожен и боишься! Если б случилась беда, как ты стал бы меня проклинать!

Она отказалась от денег — и с такой твердостью, что он не решился настаивать. Затем накинула на плечи узкую голубую шаль, зажгла свечу, посветила ему на лестнице и проводила до самых ворот.

— Сегодня я больше не выйду, — сказала она. Он взял ее руку и, неожиданно для себя, поцеловал.

Она поглядела на него, изумленная, почти испуганная, и вдруг рассмеялась смущенным и счастливым смехом.

— Словно барышне! — сказала она.

Калитка за ним захлопнулась, и Фридолин закрепил в своей памяти номер дома, чтобы наутро порадовать милую девушку скромным подарком: корзинкой съестного и бутылкой вина.