Грэм Грин: Конец одной любовной связи

— Это вообще не проблема, — сказал отец Кромтон.

— Я думал… знаете, иногда видишь вечером…

— Так бывает повсюду. И потом, сейчас зима.

Тема на этом кончилась.

— Еще сыру, отец.

— Нет, спасибо.

— Наверное, в нашем районе трудно собрать деньги для бедных?

— Дают, что могут.

— Налить вам бренди в кофе?

— Нет, спасибо.

— Вы не против, если мы…

— Нет, не против. Я просто потом не заснул бы, а мне вставать в шесть часов.

— Зачем?

— Молиться. К этому привыкаешь.

— Боюсь, — сказал Генри, — я толком и не молился с самого детства. Когда-то я просил, чтобы Бог помог мне попасть в школе во вторую десятку.

— Попали?

— Попал в третью. Наверное, такие молитвы не считаются?

— Всякая молитва лучше, чем ничего. Вы признаете Божью силу, а это — своего рода хвала.

За весь обед он не произнес столь длинной речи.

— Я бы сказал, — вмешался я, — что это магия. Вроде того, как трогают дерево или не ступают на какие-то плиты тротуара. Сейчас, во всяком случае.

— Ну, немножко суеверия не повредит, — сказал он. — Люди хоть понимают, что этот мир — еще не все. Бывает началом премудрости.

— Да, ваша церковь любит суеверия. Святой Януарий, кровь, видения…

— Мы пытаемся различать их. И потом, не разумней ли думать, что все может случиться?

Зазвонил звонок. Генри сказал:

— Я отпустил служанку спать. Разрешите, отец?

— Лучше я открою, — сказал я. Я был рад избавиться от этого тяжелого человека. На все у него ответ, любителю его не подловить, он — словно фокусник, который раздражает самой сноровкой. Я открыл дверь и увидел толстую женщину в черном, с пакетом в руках. Сперва я подумал, что это — наша уборщица, но она сказала:

— Вы мистер Бендрикс, сэр?

— Да.

— Вот, это вам. — И она быстро сунула мне пакет, как будто он мог взорваться.

— От кого вы?

— От мистера Паркиса.

Я растерянно вертел пакет. Мне пришло в голову, что это — какие-то улики, которые Паркис запоздало прислал мне. Я хотел о нем забыть.

— Вы не дадите расписку, сэр? Он сказал, в собственные руки.

— Карандаша нет. И бумаги. Вообще, я занят.

— Вы знаете, какой он аккуратный, сэр. Карандаш у меня есть.

Я написал расписку на старом конверте. Она ее бережно положила в сумку и поспешила к калитке, я держал пакет. Генри крикнул из столовой:

— Что там, Бендрикс?

— Пакет от Паркиса, — сказал я. Это звучало как скороговорка.

— Наверное, книгу вернул.

— В такое время? И потом, это мне.

— Что же такое тогда?

Я не хотел открывать пакет, ведь мы оба с таким трудом ее забывали. Мне казалось, что я достаточно наказан за мистера Сэвиджа. Голос отца Кромтона говорил:

— Мне пора, мистер Майлз.

— Еще рано.

Я подумал, что если я туда не пойду, мне не придется быть вежливым, он скорее удалится. И я открыл пакет.

Генри оказался прав. Это были сказки Эндрю Лэнга, но в книге торчала сложенная записка, письмо от Паркиса.

«Дорогой мистер Бендрикс, — прочитал я, подумал, что он благодарит меня, и нетерпеливо взглянул в конец. — При таких обстоятельствах я бы не хотел ее держать. Надеюсь, Вы скажете м-ру Майлзу, что это — не от неблагодарности. Искренне Ваш Альфред Паркис».

Я сел. Я услышал голос Генри: «Не думайте, отец, что у меня узкие взгляды…» — и начал читать сначала:

«Дорогой мистер Бендрикс, я пишу Вам, а не мистеру Майлзу, потому что уверен в Вашем сочувствии, т. к. мы связаны тесными, хотя и прискорбными узами и Вы, человек с воображением, как все писатели, привыкли к странным происшествиям. Как Вы знаете, мой сын страдал в последнее время острыми болями и, поскольку это не вызвано мороженым, я опасался аппендицита. Доктор сказал, что нужна операция, она неопасная, но я очень их боюсь, т. к. моя жена умерла под ножом, я уверен, что из-за небрежности, и что же я буду делать, если потеряю сына? Я тогда останусь совсем один. Простите за подробности, мистер Бендрикс, в нашем деле мы приучены излагать все по порядку, чтобы судья не сказал, что ему не представили фактов. Так вот, я сказал в понедельник доктору, подождем, пока не будем уверены. Я думаю, это от холода, он простыл, когда ждал у ихнего дома, и Вы уж меня извините, я скажу, она была очень хорошая женщина, надо было оставить ее в покое. В нашем деле не выбирают, но я с первого дня хотел, чтобы это была какая-нибудь другая особа. Мальчик очень расстроился, когда узнал, как она умерла. Она говорила с ним один раз, но ему показалось, что его мать на нее похожа. Это не так, хотя моя жена тоже очень хорошая женщина, и я каждый день по ней тоскую. Когда у него была температура 103 [36] Когда у него была температура 103 — то есть 40° по Цельсию. , а это для мальчика много, он стал разговаривать с миссис Майлз, как тогда, на улице, и сказал, что он за ней следил, хотя говорить это нельзя, у каждого дела своя гордость. Потом он стал плакать, что она ушла, а потом заснул, а проснулся тоже с температурой и попросил подарок, который она обещала ему во сне. Вот почему я побеспокоил мистера Майлза и обманул его. Мне очень стыдно, это ведь я не по делу, только из-за мальчика.