Полицейские и жандармы тоже заклятые враги воров и смотрят на них с великим пристрастием.
Наконец, порядочные люди, которых обокрали, еще меньше всех прочих склонны входить в положение воров.
Что же касается до нас, мы сочли необходимым, прежде чем взяться за разоблачение воров заурядных и незаурядных, предложить вниманию читателя беспристрастные размышления о ворах; быть может, только тот способен рассмотреть этот предмет всесторонне, не теряя хладнокровия и не рискуя прослыть защитником воров, кто, подобно нам, посвятил целую книгу раскрытию их замыслов, направил яркий луч света на их проделки и тем самым лишил их средств к существованию.
Вор есть человек единственный в своем роде; он рождается баловнем судьбы, получая в дар от природы разнообразные совершенства: невозмутимое хладнокровие, неколебимую отвагу, умение долго ждать случая и мгновенно им пользоваться, проворство, храбрость, крепкое телосложение, зоркие глаза, ловкие руки, подвижное и улыбчивое лицо; все эти достоинства, составляющие предмет гордости Ганнибала или Каталины, Мария или Цезаря, для вора суть вещи самые обыкновенные.
А разве не должен вор вдобавок знать людей, проникать в их характеры и страсти; разве не должен он уметь ловко врать, предвидеть обстоятельства, заглядывать в будущее, обладать умом острым и быстрым? Разве не должен он соображать стремительно, высказываться остроумно, быть хорошим актером и хорошим мимом? Разве не должен он перенимать тон и манеры самых разных сословий, уметь подражать приказчику, банкиру и генералу, а при необходимости представать в облике префекта полиции или в мундире жандарма? Наконец, разве не требуется ему воображение, и притом воображение блистательное — то самое, благодаря которому на свет являются Гомеры и Аристотели, трагические поэты и поэты комические? Разве не должен он постоянно изобретать все новые и новые пружины действия? Ведь для него быть освистанным значит отправиться на галеры.
Если же учесть, с каким нежным чувством, с какой отеческой заботливостью каждый сберегает то, чем желает завладеть вор, — вездесущие деньги, подобные Протею; если принять во внимание, как тщательно мы сохраняем и прячем, скрываем и утаиваем это сокровище, тогда станет ясно, что, когда бы вор употребил свои изумительные способности на благие дела, он прослыл бы существом необыкновенным; для того, чтобы стать великим человеком, ему не хватает одной-единственной малости.
Что же это за малость? Не в том ли заключается дело, что люди эти, чувствуя великое свое превосходство, испытывают одновременно столь же великую склонность к безделью, обычное следствие блестящих талантов; что, живя в нищете, они сохраняют бешеную дерзость желаний — неотъемлемое свойство гения; что они страстно ненавидят общество, презирающее их за бедность; что сила характера мешает им смирять порывы, что они разрывают все цепи, пренебрегают всеми обязанностями и видят самый легкий способ разбогатеть не в чем ином, как в воровстве. Дистанцию, отделяющую их от предмета их страстного желания, они объявляют несуществующей и творят зло с наслаждением, обретаются во зле, держатся за него, свыкаются с ним и делают из всего, что знают об общественном состоянии, выводы сильные, но далекие от общепринятых.
Подумайте, однако, о тех событиях, которые вынуждают человека избрать это трудное ремесло; подумайте о том, что от удачи до гибели у вора всего один шаг; что перед ним, как перед пашой, командующим войсками Его Высочества Султана, открыты всего две возможности: либо победа, либо виселица, — быть может, тогда политические и нравственные ваши заключения обретут более возвышенный характер.
Следует признать, что если человек решается преодолеть заграждения, какими законы окружают имущество ближнего, его толкает на это неодолимая, роковая потребность; ведь общество не способно прокормить всех голодных; что же им остается делать, если они не знают другого способа заработать на кусок хлеба? Скажу больше: в тот день, когда масса обездоленных возьмет верх над массой богачей, общественное состояние переменится самым радикальным образом; в настоящее время переворот такого рода грозит Англии.
Налог на бедных сделается для Англии непосильным, и в тот день, когда из тридцати миллионов двадцать начнут умирать с голоду, богачей не смогут защитить ни жандармы, ни пушки, ни кони. Подобный кризис случился некогда в Риме; сенаторы приказали убить Гракхов; но этого оказалось недостаточно; потребовалось явление Мария и Суллы, которые, чтобы прижечь язву, залили республику кровью [9] Бальзак немного сгущает краски: если народные трибуны братья Тиберий (162–133 до н. э.) и Кай (153–121 до н. э.) Гракхи в самом деле проводили в Древнем Риме законы, защищавшие интересы мелких собственников, и погибли в борьбе с сенатской знатью, то соперничество двух полководцев, Гая Мария (ок. 157-86 до н. э.) и Луция Корнелия Суллы (138-78 до н. э.), за власть в Риме развернулось спустя полвека после гибели Гракхов и не было впрямую с ними связано.
.
Читать дальше