Артур Дойл - Крепостная певица

Леон, начавший, похоже, что-то вспоминать, пришел от рассказа в большое волнение и хотел было прервать певицу, но синьора Джованна непререкаемым тоном попросила его дать ей закончить.

— Провидение не покинуло бедную сиротку, — продолжала она, — позволив обрести высокое положение в обществе, благодаря таланту, которым щедро наградила ее природа. Презренная крепостная из Побереже стала знаменитой певицей. И тогда ее бывший владелец и господин, случайно встретив девушку и видя ее известной и почитаемой всем светом, но не догадываясь о ее настоящем происхождении, вдруг загорелся к ней страстью, словно ниспосланной с Небес, — страстью греховной, происходящей от нечистой совести…

Произнеся последние слова, Джованна порывисто встала и хотела покинуть гостиную.

— Нет! — воскликнул Леон. — Это неправда! Любовь моя чиста и свята, клянусь!

— Не может того быть, — возразила Джованна. — Разве вы не женаты?

Вместо ответа граф выхватил из кармана какое-то письмо и протянул его Джованне. Конверт был с траурной каймой, а письмо извещало о смерти жены графа, последовавшей во время лечения на водах. Письмо пришло только этим утром.

— Вы не теряли времени даром! — язвительно заметила примадонна, стараясь скрыть свою растерянность под железной маской иронии.

Наступила пауза. Никто не решался заговорить первым. Граф, хотя разум его и отказывался верить, что перед ним его бывшая раба, знал теперь — и у него не осталось и тени сомнения, — что Анеля и Джованна — одно и то же лицо. Это невозможное открытие лишило его дара речи. Анелька также выбилась из сил, борясь с бушевавшими в груди чувствами, и не могла дольше играть взятую на себя роль. Давно таившиеся в душе любовь и величайшая нежность, — единственная подлинная страсть всей ее жизни — рвались наружу и больше не поддавались контролю. До сих пор беседа шла на итальянском, но теперь Анеля обратилась к польской речи.

— Вы имеете полное право, господин мой, граф Рожинский, снова заставить служить вам бедную Анельку, сбежавшую от вашей жены и вас во Флоренции. Отправьте ее обратно в свой замок, заставьте исполнять самую грязную работу, но…

— О, пощадите меня! — вскричал Леон.

— …но, — продолжала твердо бывшая крепостная из Побереже, — вы не сможете заставить меня полюбить вас.

— Прошу вас, не нужно больше мучить меня — вы уже достаточно отмщены. Я не стану более докучать вам своей назойливостью. Должно быть, вы и в самом деле ненавидите меня. Вспомните только, что мы, поляки, давно мечтали дать свободу крепостным, и именно по этой причине страна наша была завоевана и расчленена деспотами-захватчиками. Мы вынуждены сохранять крепостное право, пока оно существует в России, но душой и телом мы против него. Если Польша когда-нибудь скинет иноземное иго, можете быть уверены, на всей ее территории от рабства не останется даже воспоминания. Не нас надо клясть, но врагов наших, тогда как мы, польские аристократы, более всего достойны жалости, ибо находимся как бы меж двух огней: с одной стороны грозят нам русские штыки и Сибирь, с другой — сжигает ненависть наших крепостных.

Не дожидаясь ответа, Леон выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь, Джованна прислушивалась к звукам его быстрых шагов, пока они не утонули в уличном шуме за окном. Она с радостью бросилась бы следом за любимым, но не смогла решиться и только подбежала к окну. Экипаж Рожинского уже отъехал от ее дома и теперь быстро удалялся прочь.

— Я люблю тебя, Леон! Я всегда любила тебя! — крикнула она вслед карете, но порыв ее пропал втуне — некому было услышать эти слова.

Невозможно описать страдания бедной Анели. Не в состоянии долее переносить их, она устремилась к письменному столу, чтобы написать следующие строки:

«Милый Леон, прости меня! Пусть прошлое будет навсегда забыто. Вернись к твоей Анельке. Она всегда была и будет твоей и только твоей!»

Она отправила письмо, терзаясь мучительными сомнениями: поможет ли оно вернуть возлюбленного, или уже слишком поздно? Молясь в душе о первом, она поспешила в свои покои, чтобы сделать кое-какие приготовления.

Леон пребывал в безнадежном отчаянии. Ясно было, что он совершил ошибку, поторопившись открыть свои чувства сразу по получении известия о смерти жены. Он поклялся себе, что не станет докучать Анельке своим присутствием в ближайшие несколько месяцев. Чтобы немного остыть и успокоиться, он поехал за город кататься на лошади. Вернувшись через несколько часов домой, граф нашел послание певицы. Надежда вспыхнула в его душе ярким пламенем; словно на крыльях полетел он назад к своей желанной.