Ванда Василевская - Звезды в озере

Новая жизнь, в которой она, Ольга, не будет уже бедной деревенской девушкой, обреченной на серую, безнадежную долю… Впереди честный труд, занятия с детьми. Матери, уходя на работу, уже не придется запирать их на засов в хате или посылать в дождь и ненастье пасти скотину, никто не будет наделять их тумаками, когда они будут просить хлеба или картошки… И Юзеф — его блестящие глаза, его чудесная улыбка, его бархатный, нежный голос…

Она болтала с везшим ее Совюком о том, что изменилось, что произошло в ее отсутствие, но смысл разговора словно не доходил до нее. Высоким заревом полыхала в ней радость. Там, в усадьбе, ждет ее детский сад… Завтра, завтра же приняться за работу! Обойти дома, созвать женщин, рассказать, объяснить. Впрочем, тут затруднений не будет. Ведь они же сами отправили ее на курсы, сами хотели этого. Значит, — с завтрашнего дня. Она уже слышала щебет детских голосов. Она тотчас запоет с ними песенку, веселую песенку, которой ее научили.

Две большие комнаты, вымытые, прибранные, уже ожидали ее. А за тоненькой стеной — квартира Юзефа. Слой штукатурки, слой кирпича — стена, сквозь которую даже доносились голоса. Это квартира Юзефа. Да, да, и он, разумеется, не изменился за эти три месяца. Так же ласково смотрели его глаза, так же сверкали зубы в беззаботной улыбке, так же звучал голос. Вот только теперь появилась здесь жена.

В первый момент Ольга ни в чем не разобралась, ничего не почувствовала. Юзеф, как всегда, улыбался ясной улыбкой.

— Моя жена, — сказал он обычным голосом, и Ольга машинально подала руку, взглянула на эту женщину сперва равнодушно, но мгновение спустя уже иначе — оценивающим взглядом женщины.

Она увидела глаза, быть может, даже красивые, но стеклянные, без выражения, как глаза кукол, которых она привезла для детского сада. Лицо гладкое, словно с него начисто смыто какое бы то ни было выражение. Ни одной линии, ни одной черты, которая могла бы сказать что-нибудь. Ольга быстро выдернула руку из ее руки.

На губах женщины играла словно приклеенная улыбка, не отражавшаяся в глазах, не освещавшая лица, когда она смотрела на Ольгу выпуклыми кукольными глазами.

Юзеф стоял рядом, улыбающийся, как всегда, и доверчиво смотрел на Ольгу.

Да, он не мог ее любить, конечно, не мог. Теперь Ольге это стало еще более ясно, чем тогда, когда он ей рассказывал об этом.

Она вернулась к себе в комнату, полную детей. Они щебетали, как стайка птиц, толпились в углу, где лежали деревянные кубики, кувыркались по полу. На подоконниках стояли красно-фиолетовые фуксии, на окнах висели белые занавески, по стенам были развешаны вышитые полотенца. Все точь-в-точь, как мечталось ей на курсах в Луцке. И Ольга рассмеялась таким веселым смехом, что голубые, серые и карие забавно-серьезные глаза поднялись к ней от кубиков.

Она села на пол и стала перевязывать маленькой дочке Паручихи порезанный пальчик. Что за жизнь, какая неописуемая жизнь началась с того дня, как пришла Красная Армия! Курсы, возвращение в деревню, и теперь все эти крошки, собравшиеся точь-в-точь в такой комнате, о какой она мечтала.

И еще Юзеф, ведь есть еще и Юзеф…

Она взяла детей за ручки, запела. Они шли медленным хороводом, неуклюже переваливаясь, во все глаза глядя на девушку. Она пела веселую песенку о птичке, которая летает над водой, и ей приходилось сдерживать свой голос, в котором звенел, переливался, рвался на свободу радостный смех.

Вечером матери стали сходиться за детьми. Первой пришла Паручиха. Она остановилась в дверях, придирчиво осматривая комнату. Наконец, шумно вытерла нос концом платка и подошла к детям, сидящим у полочки с игрушками. Она нагнулась и пощупала угол разостланной на полу домотканной плахты.

— Э-э-э, — презрительно протянула она.

Ольга вспыхнула:

— В чем дело?

— Деревенская работа…

— А, по-вашему, какая еще нужна?

Паручиха пожала плечами:

— Все-таки детский сад. Можно было и из города привезти.

— А эти чем плохие?

— И эти неплохие… Но раз уж устраивать так устраивать хорошенько, пусть уж у ребятенков все будет.

— Не нужно, — сухо отрезала Ольга.

Паручиха исподлобья взглянула на Ольгу.

— Конечно, тебе что? Твои, что ли, дети?

— А по-твоему, деревенская плахта уколет, что ли? Когда они голой заднюшкой на глиняном полу сидели, тогда было хорошо?

— Кто говорит, что хорошо? А все же надо бы получше. Пусть уж у них все будет.

— Вы сейчас возьмете детей? — спросила Ольга, стараясь подавить свое раздражение.