Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена

Нас разделяло два трупа. Малейшее движение вызывало у меня острую боль в плече, и чтобы сократить путь, я решил было переползти через мертвецов. Но не посмел этого сделать. Я полз на коленях, помогая себе одной рукой. Когда я добрался до полковника, я вздохнул с облегчением: теперь я не так одинок; мы умрем вместе, — и умирать будет совсем не страшно.

Мне хотелось, чтобы полковник увидел солнце, и я как можно бережнее перевернул его на спину. Когда солнечные лучи упали ему на лицо, он глубоко вздохнул и открыл глаза. Склонившись над ним, я постарался улыбнуться. Он снова опустил веки; по его дрожащим губам я понял, что он в сознании.

— Это вы, Гурдон? — наконец спросил он слабым голосом. — Мы выиграли битву?

— Кажется, так, господин полковник, — ответил я.

С минуту он молчал. Потом, вновь открыв глаза, внимательно посмотрел на меня:

— Куда вы ранены? — спросил он.

— В плечо… — ответил я. — А вы, господин полковник?

— Видимо, у меня раздроблен локоть. Если не ошибаюсь, нас уложило одно и то же ядро.

Он с трудом приподнялся и сел.

— Но что же, — воскликнул он в порыве внезапной веселости. — Мы ведь не собираемся здесь ночевать?

Трудно себе представить, как приободрило меня это добродушное мужество. Теперь мы боролись за жизнь вдвоем, и я воспрянул духом.

— Постойте, я перевяжу платком вам руку, — воскликнул я, — мы будем помогать друг другу и постараемся дойти до ближайшего лазарета.

— Правильно, мой друг… Не затягивайте так туго платок… А теперь давайте поддержим друг друга здоровой рукой и постараемся подняться.

Шатаясь, мы кое-как встали на ноги. Мы потеряли много крови: голова кружилась, колени дрожали. Нас легко можно было принять за пьяных; так, спотыкаясь, то поддерживая, то подталкивая один другого, обходя убитых, мы с полковником медленно брели. Солнце заходило в розоватом зареве, наши огромные тени причудливо плясали на поле брани. Ясный день догорал.

Полковник старался шутить, но губы его судорожно кривились, а смех походил на рыдания. Мне казалось, что мы вот-вот упадем и больше не поднимемся. Временами нас охватывала слабость, тогда мы останавливались и закрывали глаза. Вдалеке на темной равнине серыми пятнами выделялись походные лазареты.

Но вот мы наткнулись на большой камень и оба упали. Полковник стал ругаться, как извозчик. Не имея сил встать, мы поползли, то и дело напарываясь на колючки. Так, на четвереньках, мы проползли сотню метров. Но колени у нас были разодраны в кровь.

— С меня хватит, — сказал полковник, растягиваясь на земле. — Если случаю будет угодно, нас подберут. Поспим.

С трудом приподнявшись, я закричал из последних сил. Где-то вдалеке подбирали раненых; услыхав мой крик, к нам подбежали санитары и уложили нас рядом на носилки.

— Товарищ, — сказал полковник, когда нас понесли, — смерть нас не берет. Я обязан вам жизнью, я постараюсь отплатить добром, когда вы будете нуждаться в помощи… Дайте мне руку.

Я вложил свою руку в его, и так нас принесли в лазарет. При свете факелов хирурги кромсали и пилили конечности; раненые истошно кричали, окровавленное белье издавало тошнотворный запах, огонь факелов бросал красноватые блики на металлические тазы.

Полковник мужественно перенес ампутацию руки; я видел только, как побелели его губы, как затуманились глаза. Когда пришел мой черед, хирург, обследовавший мою рану, сказал:

— Это вас осколком хватило! Ударь он двумя сантиметрами ниже, и вам оторвало бы плечо. Кость не задета.

А когда я спросил у фельдшера, который меня перевязывал, опасна ли рана, он ответил, смеясь:

— Опасна? Недельки три пролежите в постели — нужно восстановить потерю крови.

Я повернулся к стене, не желая, чтобы видели мои слезы. Мне почудилось, что Бабэ и дядюшка Лазар смотрят на меня любящими глазами и простирают ко мне руки. Кровопролитные битвы остались позади, закончился день лета — лета моей жизни.

Вот уж скоро пятнадцать лет, как я сочетался браком с Бабэ в маленькой церкви моего дядюшки. Мы испросили свое счастье у нашей любимой долины. Я стал возделывать землю; Дюранса, моя первая возлюбленная, была теперь для меня доброй матерью; казалось, ей нравилось орошать и дарить плодородие моим нолям. Постепенно, применяя новые способы обработки, я становился одним из самых зажиточных хозяев округи.