Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена

Улица вся розовая; и на этом бледном кармине разостланы золотистые скатерти дрока. Сначала появляются два полицейских. Потом — вереница детей из приютов, пансионаты, братства, пожилые дамы, пожилые господа. В руках причетника покачивается распятие. Приземистый монах тащит затейливую эмблему, где представлены все орудия страстей Христовых. Четыре девицы, такие здоровенные, что, кажется, белые платья не выдержат их телес и вот-вот лопнут, придерживают ленты огромной хоругви, на которой изображен невинно спящий агнец. Потом над головами, в сиянии тускнеющих от солнца свеч, вздымаются серебряные кадильницы: они на мгновение вспыхивают, оставляя за собой клубы густого белого дыма, и можно подумать, что от потока муслиновых платьев оторвался огромный лоскут и теперь воспарил над ними.

Процессия движется медленно. Слышатся тихие шаги и неясный гул голосов. Но вот ударили в тарелки, вступила медь. Высокие голоса, нежные, чистые, тонут в весеннем воздухе. Губы что-то шепчут. И вдруг все стихает. Процессия неслышно окружает залитый солнцем алтарь, на котором поблескивают свечи. Вдали барабаны отбивают марш.

Мне вспоминаются кающиеся. Конгрегации эти до сих пор еще существуют и отличаются одна от другой цветом одежды: белые, серые, синие. На последних лежит тяжелая обязанность — хоронить тела казненных. Среди членов этой конгрегации можно встретить людей с громкими именами. В балахонах из синей саржи, с остроконечными, закрывающими лицо капюшонами, где оставлены только вырезы для глаз, они имеют зловещий вид. Вырезы бывают непомерно велики, глаза косят под этой устрашающею личиной. Из-под балахонов видны светло-серые штаны и лаковые ботинки.

Кающиеся представляют собой самое любопытное зрелище. Без них процессия теряет весь интерес. И, наконец, появляется духовенство. Иногда маленькие дети несут пальмовые ветки, колосья ржи на подушках, венки, золотую и серебряную утварь. Благочестивые зрители повертывают стулья спинками вперед, становятся на колени и смотрят вниз. Сейчас пронесут балдахин. Это монументальное сооружение, обтянутое красным бархатом, увенчанное султанами из перьев, водруженное на золоченых стойках. Мне довелось видеть, как помощники префекта и те собственноручно несли эти огромные носилки, дабы захиревшая религия могла подышать свежим воздухом и погреться на теплом июньском солнце. Мальчики-певчие пятятся назад, размахивая кадильницами. Протяжно гудят голоса священников, и при каждом взмахе цепи кадильниц серебристо позвякивают.

Это одряхлевшее католичество тащится, пошатываясь, под голубым небом своей старинной веры. Солнце садится; розовые отблески гаснут на крышах домов; великая нежность вместе с сумерками ниспадает на землю, процессия удаляется. И в прозрачном воздухе Юга слышны замирающие голоса, и с грустью думаешь, что от нас безвозвратно уходит целая эпоха.

Власти предержащие шествуют в своей парадной одежде; судейские, учебные заведения, не говоря уже о церковноприходских советах, следуют с резными золочеными фонарями в руках. Видение исчезает. Растоптаны розовые лепестки, смяты золотистые ковры дрока. И на мостовой слышен только терпкий запах увядших цветов.

Иногда процессию, проходящую по извилистым улицам старого города, застает темнота. Сверкающие белизною одежды становятся призрачными; кающиеся темною вереницею тянутся вдоль тротуаров. Горящие свечи среди плотно прижавшихся друг к другу черных зданий похожи на блуждающие огоньки, на медленно падающие звезды. И кажется, что голоса дрожат от страха перед всеми этими крестами, хоругвями, балдахином, распростершими свои мертвые руки, едва различимые во мраке.

В этот час юные сорванцы целуют девчонок. В глубинах церкви гудит орган, — господь бог вернулся домой. И молодые девушки расходятся с печатью поцелуя на шее и любовной запиской в кармане.

Когда пламенеющими вечерами я прохожу по мостам, Сена зовет меня ласковым журчаньем. Она течет, широкая, полная свежести, охваченная любовной истомой, предлагая себя, и, проходя между набережными, замедляет свою поступь. И кажется, что слышишь шуршанье муаровой юбки. Это полная страсти любовница, которая возбуждает в вас непреодолимое желание очертя голову кинуться в бездну.

Владельцы плавучих купален, с большим огорчением взиравшие на дожди, которые непрерывно шли в мае, блаженно обливаются потом под тяжким июньским зноем. Наконец-то вода стала теплой. С шести часов утра начинается давка. Не успевают высушивать купальные костюмы, а к вечеру не хватает и халатов.