— Ты знаешь, — с тревогой в голосе начал он. — Бай Юй-шань сегодня ночью попал под дождь, а ночь была такая холодная… Он, должно быть, здорово простудился. Голова у него ужасно болит.
— Пусть хоть помирает, мне не жалко, — процедила сквозь зубы Дасаоцза и взялась за шитье.
Кузнец присел. «С болезнью не вышло, — решил он, свертывая папироску, — придется что-нибудь другое придумывать».
— Дасаоцза…
— Чего тебе?
Кузнец помолчал, не зная, как завязать разговор, и вдруг вспомнил:
— А ведь в позапрошлом году у тебя тоже был поросенок. На сколько же он потянул, когда его зарезали в конце года?
— При чем тут конец года? — оживилась Дасаоцза. — Его еще в начале осени пристрелил Хань Лао-лю.
Она снова подумала о своем маленьком Коу-цзы, и в глазах ее сверкнули слезы.
— Да-да-да, — стукнул себя по лбу Ли, делая вид, что вспоминает что-то, — ведь твой маленький Коу-цзы умер, кажется…
— Умер… И все из-за этого проклятого Хань Лао-лю, — всхлипнула женщина. — В эту старую черепаху давно пора всадить разрывную пулю.
Кузнец тотчас же заговорил о злодеяниях Хань Лао-лю, упомянув и о том, что крестьянский союз призывает бедняков расправиться с помещиком.
— А это как раз то же, что отомстить за твоего маленького Коу-цзы, Дасаоцза, — добавил он.
— Это я все понимаю, — обиженно сказала женщина. — Вот только одного в толк не возьму: зачем он каждый вечер из дому убегает?
— А как же, Дасаоцза? Ведь днем люди в поле, а кроме того, у Бай Юй-шаня есть и другая работа. Ходить по домам, чтобы беседовать с людьми, он только по вечерам и может.
Женщина опустила голову. Ей стало не по себе. Как она поверила человеку, которого презирают все, и главное — с первого слова.
— Ты мне скажи: кто тебе насплетничал про Бай Юй-шаня? — напрямик спросил Всегда Богатый.
Она рассказала все.
— Как же ты могла поверить словам такого человека?
— Но ведь он тоже бедняк… — слабо возразила Дасаоцза уже с единственной целью скрыть смущение и оправдать в своих глазах собственную доверчивость.
— Ты разве из другой деревни приехала, и не знаешь, что это за дрянь?
Лицо ее вспыхнуло от стыда.
— Я думала… раз человек беден…
— Да это же не человек, и слова его не человечьи. Как ты могла поверить, что Бай Юй-шань нечестен, и так обойтись с ним? У него только одно на уме: работать, чтобы всем стало хорошо, бороться с врагами бедняков, а ты его по рукам связала.
— Ладно, хватит уж… — перебила Дасаоцза. — Я его не держу, разве я мешаю ему работать? Во всем виноват этот мерзавец Длинная Шея. У него голова все еще болит?
— У кого у него? Ты про Бай Юй-шаня? Ругать не будешь и голова пройдет, — рассмеялся Ли и встал. — Пойду позову.
Но едва кузнец переступил порог, Дасаоцза окликнула его:
— Погоди, захвати куртку!
После ухода кузнеца Дасаоцза надела халат, старательно причесалась и побежала к соседке занять яиц.
Когда Бай Юй-шань пришел, на столе уже стояла яичница.
После завтрака Бай Юй-шань отправился в поле, а вечером сказал, что идет в бригаду. Дасаоцза опять нарвала фасоли и огурцов, положила в корзину яйца и велела снести начальнику Сяо.
Этой ночью муж вернулся раньше обычного.
В окна струился голубой свет полной луны. Бай Юй-шань прилег на край кана. Так как ночь была душная, он расстегнул куртку.
Только сейчас они вспомнили о ссоре, и муж наставительно заметил:
— Какая же ты ревнивая, ай-яй-яй! Не проверила ничего, не про… фу, чорт! Не проанализировала и… вообще…
Мудреным словам Бай Юй-шань выучился у товарищей из бригады. Но все эти слова были еще непривычны, и поэтому произносить их удавалось с трудом.
В начале августа в бескрайнем зеленом море хлебов уже стали появляться желтые островки. Это были пшеничные поля. Поверхность озер золотилась маленькими цветочками водяного каштана. Вблизи они напоминали плавающие звездочки, а издали выглядели золотистыми коврами, расстеленными среди зеленого бархата тростника.
Дальний южный хребет казался облаком серого дыма, клубящимся над краем земли. В прозрачном воздухе с веселым щебетом носились ласточки.
В дождях недостатка не было, и огороды никто не поливал. По небу то бродили темные тучи, то летели белые облака. Днем, когда проглядывало солнце, становилось так жарко, что лошади начинали задыхаться, а собаки, высунув языки, прятались в тень. К вечеру обычно поднимался ветер. Он шелестел в жестких листьях кукурузы и покачивал изумрудные, уже клонившиеся к земле початки, затем на северо-востоке вставали мрачные, грозовые тучи. Сверкали молнии, рокотал гром, и на землю обрушивался проливной дождь.
Читать дальше