Чарльз Диккенс - Рассказы

— Пустое, маменька, — сказала мисс Эмма Портер своей почтенной родительнице, старательно напуская на себя равнодушный вид. — Если 6 даже они и пригласили меня — все равно ведь ни вы, ни папенька никогда не разрешили бы мне участвовать в этом выставлении себя напоказ.

— Ничего другого я и не ожидала от девушки с таким тонким чувством приличия, как у тебя, — ответствовала мамаша. — Я очень рада, Эмма, что ты сумела правильно оценить эту их затею.

Мисс Эмма Портер, к слову сказать, всего неделю назад целых четыре дня простояла в палатке на благотворительном базаре, «выставляя себя напоказ» всем верноподданным ее величества, которые не поскупились выложить шиллинг за удовольствие поглазеть на молодых леди, играющих в продавщиц и строящих глазки незнакомым мужчинам.

— Взгляни-ка! — воскликнула миссис Портер, высовываясь из окна. — К ним тащат окорок и два говяжьих оковалка — ясно для сандвичей. А Томас кондитер сказал, что они заказали двенадцать дюжин сладких пирожков, не считая бланманже и кремов. Нет, ты вообрази себе девиц Гэтлтон в театральных костюмах!

— Умора, да и только! — истерически вскричала мисс Эмма.

— Но я еще пособью с них спеси, вот увидишь! — заявила миссис Портер и, не теряя времени даром, отправилась осуществлять свое человеколюбивое намерение.

— Ну что ж, моя дорогая, — сказала миссис Джозеф Портер хозяйке, после того как они пробыли некоторое время с глазу на глаз и неутомимой гостье удалось выведать у миссис Гэтлтон все, что требовалось, о предстоящем спектакле, — что ж, голубушка, людям рот ведь не заткнешь. Что поделаешь, все равно будут плести, есть ведь такие Зловредные… А, мисс Люсина, моя дорогая, как вы поживаете? Я вот только что говорила вашей маменьке, что до меня дошли слухи, будто…

— Да? Что же именно?

— Миссис Портер имеет в виду наш спектакль, детка, — сказала миссис Гэтлтон. — Она как раз начала рассказывать о том…

— О, прошу вас, оставим это, — перебила хозяйку миссис Портер. — Это же так нелепо! Совершенно также нелепо, как то, что заявил этот… ну, как его… этот молодой человек, который сказал, что его поражает, как это у мисс Каролины, с ее ступнями и икрами, хватает духу представлять Фенеллу.

— Какая неслыханная наглость, кто бы там это ни говорил! — вспыхнула миссис Гэтлтон.

— Разумеется, моя дорогая! — в тон ей пропела торжествующая гостья. — Вне всякого сомнения! Потому что, — как я тут же ему сказала, — если мисс Каролина берется играть Фенеллу, из этого еще не следует, что она воображает, будто у нее красивые ноги. И тут он — подумать только, что позволяют себе эти щенки! — тут у него хватило нахальства утверждать, будто…

Трудно предугадать, насколько преуспела бы милейшая миссис Портер в достижении своей высокой цели, если бы появление мистера Томаса Болдерстона, родного брата миссис Гэтлтон, которого в этом семействе звали запросто «дядюшка Том», не направило беседу в другое русло и не подсказало миссис Портер блестящий план действий в день предстоящего спектакля.

Дядюшка Том был очень богат и обожал своих племянников и племянниц, что, естественно, делало его важной персоной в глазах родственников. Это был самый добросердечный человек на свете, всегда веселый и бодрый и необычайно говорливый. Он любил похвалиться тем, что никогда, ни при каких обстоятельствах не повяжет черного шелкового галстука и не снимет своих высоких ботфорт, но особенным предметом его гордости было то, что он знал на зубок все наиболее известные произведения Шекспира от первой до последней строчки. И это не было пустой похвальбой! По причине этого свойства, роднящего его с ученым попугаем, дядюшка Том не только беспрестанно сыпал цитатами, но не мог спокойно усидеть на месте, если кто-нибудь при нем перевирал слова «Эвонского лебедя», — он должен был тут же поправить нечестивца. Ко всему этому дядюшка Том был большой шутник, никогда не упускал случая вставить острое, как ему казалось, словцо и всякий раз хохотал до слез, если что-нибудь вдруг покажется ему забавным.

— Ну, девочки, как дела? — спросил дядюшка Том, когда с поцелуями и приветствиями было покончено. — Вызубрили свои роли? Люсина, милочка, акт второй, сцена первая, твое место слева, даю реплику: «… Счастливее я никогда не буду». Как дальше? Продолжай: «… Что ты? Избави бог…». — Да, да, — воскликнула мисс Люсина, — помню: