Чарльз Диккенс - Рассказы

— Миссис Тибс! Миссис Тибс! — снова завизжал дятел.

— Что случилось? — гаркнул Гоблер, вылетая из задней гостиной, как дракон в цирке Астли.

— О мистер Гоблер! — вскричала миссис Блосс с уместной истеричностью в голосе. — Кажется, мы горим; либо в дом забрались воры. Я слышала такой страшный шум!

— Черт побери! — снова гаркнул Гоблер. Он мотнулся в свою берлогу, удачно подражая вышеозначенному дракону, и немедленно возвратился с зажженной свечой. — Как! Что происходит? Уисботл! Томкинс! О'Блири! Агнес! Какого черта? На ногах и одеты?

— Удивительно! — сказала миссис Блосс, которая сбежала вниз и взяла мистера Гоблера под руку.

— Пусть кто-нибудь немедленно позовет сюда миссис Тибс, — сказал Гоблер, входя в большую гостиную. — Что? Миссис Тибс и мистер Ивенсон.

— Миссис Тибс и мистер Ивенсон! — по очереди воскликнули все, когда была обнаружена несчастная пара: миссис Тибс в кресле у камина, мистер Ивенсон неподалеку от нее.

Сцену, которая за этим последовала, мы предоставляем воображению читателя. Мы могли бы рассказать, как миссис Тибс тут же лишилась чувств и потребовались соединенные усилия мистера Уисботла и Альфреда Томкинса, чтобы удержать ее в кресле; как мистер Ивенсон объяснял и его объяснениям никто не верил; как Агнес опровергла обвинения миссис Тибс, доказав, что мистер О'Блири просил помочь ему добиться благосклонности ее хозяйки; и как мистер Гоблер вылил ушат холодной воды на чаяния О'Блири, объявив, что он (Гоблер) уже сделал предложение миссис Блосс я уже получил согласие; как эта дама рассчитала Агнес; как расчетливый мистер О'Блири покинул дом миссис Тибс, забыв рассчитаться; я как этот разочарованный молодой джентльмен ругает Англию и англичан и клянется, что добродетель и благородство повсюду исчезли с лица земли, «кроме Ирландии». Повторяем, мы могли бы рассказать многое, но мы склонны к самоотречению и потому рассудили за благо предоставить все это воображению читателя.

Особы, которую мы описали под именем миссис Блосс, нет более с нами. Существует миссис Гоблер: миссис Блосс покинула пас навеки. В укромном приюте в Нюингтон-Батс, вдали от шумной сумятицы этого гигантского пансиона, который мы называем светом, счастливец Гоблер и его милейшая супруга наслаждаются уединением, упиваясь своими болезнями, своим столом, своими лекарствами, хранимые благодарственными молитвами всех поставщиков животной пищи на три мили в окружности.

Мы охотно закончили бы на этом наш рассказ, если бы не тяжкий долг, исполнить который мы обязаны. Мистер и миссис Тибс разъехались по взаимному согласию с условием, что миссис Тибс будет получать одну половину тех сорока восьми фунтов пятнадцати шиллингов десяти пейсов, которые, как мы объяснили ранее, составляли годовой доход ее мужа, а мистер Тибс — другую. Он проводит вечер своей жизни, удалившись от дел, и ежегодно тратит всю свою скромную, но почетную пенсию. Он поселился среди аборигенов Уолворта, и из весьма авторитетных источников известно, что анекдот о волонтерах был досказан до самого конца в одной из небольших харчевен этого почтенного околотка.

Несчастная миссис Тибс решила продать свою мебель с аукциона и покинуть жилище, в котором ей пришлось столько выстрадать. Провести распродажу поручено мистеру Робинсу [8]; и непревзойденные таланты джентльменов-литераторов, связанных с его заведением, в настоящее время посвящены составлению предварительного объявления об аукционе. Оно обещает быть очень остроумным, и в нем будет содержаться семьдесят восемь слов, написанных заглавными буквами, и шесть цитат в кавычках.

Мистер Огастес Минс был холостяк; по его словам, ему стукнуло сорок лет, а по словам друзей — все сорок восемь. Мистер Минс был всегда чрезвычайно опрятен, точен и исполнителен, пожалуй — даже несколько педантичен, и застенчив до крайности. Одевался он всегда одинаково: коричневый сюртук, сидевший без единой морщинки, светлые невыразимые без малейшего пятнышка, аккуратный шейный платочек, завязанный аккуратнейшим узлом, и безупречные башмаки; следует добавить, что он всюду носил с собой коричневый шелковый зонтик с ручкой слоновой кости. Мистер Минс служил клерком в Сомерсет-Хаусе, или, как он выражался, «состоял на казенной службе в ответственной должности». Он получал недурное жалованье с постоянными прибавками, обладал, кроме того, капитальцем в десять тысяч фунтов, помещенных в процентные бумаги, и снимал второй этаж дома на Тэвисток-стрит, в Ковент-Гардене, где он прожил двадцать лет, непрерывно ссорясь с домовладельцем, — в первый день каждого квартала мистер Минс неизменно уведомлял его, что съезжает с квартиры, а на следующий день неизменно передумывал и оставался. Два рода живых существ внушали мистеру Минсу глубокую и непреодолимую ненависть — дети и собаки. Он вовсе не отличался жестокостью, но если бы на его глазах топили собаку или убивали ребенка, он наблюдал бы это зрелище с живейшим удовлетворением. Повадки детей и собак шли вразрез с его страстью к порядку; а страсть к порядку была в нем так же сильна, как инстинкт самосохранения. Ни в Лондоне, ни в его окрестностях у мистера Огастеса Минса не было родственников, кроме одного двоюродного брата, мистера Октавиуса Баддена; Минс дал согласие заочно крестить его сынишку, но своего крестника никогда не видел в глаза, так как терпеть не мог его папашу. Мистер Бадден нажил небольшое состояние на торговле зерном и, чувствуя склонность к сельской жизни, приобрел домик поблизости от Стэмфорд-Хилла, куда и удалился на покой вместе со своей драгоценной супругой и единственным сыном, Александером-Огастесом Бадден. Однажды вечером, когда мистер и миссис Бадден любовались своим отпрыском и, перебирая его многочисленные достоинства, обсуждали, какое дать ему образование и не следует ли предпочесть образование классическое, миссис Бадден принялась усердно доказывать своему супругу необходимость завязать дружбу с мистером Минсом ради их единственного чада, и Бадден в конце концов решил, что если он и его двоюродный брат не станут вскорости ближайшими друзьями, то уж никак не по его вине.