Чарльз Диккенс: Три рассказа о сыщиках

— Вижу, — говорит он. — Господи! Я же превосходно знаю эти перчатки! Я видел не одну дюжину пар от того же владельца.

— Да не правда? — говорю я.

— Истинная правда! — говорит он.

— Так вы, верно, знаете, кто их чистил? — говорю я.

— Знаю, конечно, — говорит он. — Их чистил мой отец.

— Где живет ваш отец? — говорю я.

— Да тут за углом, — говорит молодой человек, — совсем близко, в двух шагах от Эксетер-стрит. Он вам сразу скажет, чьи они.

— Вы не могли бы сейчас же пойти туда со мной? — говорю.

— Конечно, могу, — говорит он, — но только, знаете, не рассказывайте вы моему отцу, что мы познакомились с вами в театре, ему это не понравится.

— Хорошо!

Мы пошли прямо к ним на квартиру и застали там за работой старика в белом фартуке и двух или трех его дочерей: сидят в первой комнате, а перед ними груда перчаток, и они их чем-то натирают и чистят.

— Отец, — говорит молодой человек, — этот джентльмен заключил пари, что найдет владельца пары перчаток, и я пообещал, что ты ему поможешь.

— Добрый вечер, сэр, — говорю я старику. — Вот перчатки, о которых говорит ваш сын. Видите — буквы «Тр.» и крестик.

— Да, — говорит он, — я эти перчатки знаю очень хорошо; я их чистил дюжинами. Они принадлежат мистеру Тринклу: у него большая обивочная мастерская на Чипсайде [4].

— А вы, разрешите вас спросить, получаете их непосредственно от Тринкла?

— Нет, — говорит он, — мистер Тринкл посылает их всегда мистеру Фибсу, галантерейщику, у которого лавка напротив его мастерской, а галантерейщик пересылает их ко мне.

— Вы не откажетесь выпить со мною кружку? — говорю я.

— Пожалуй, не откажусь! — говорит он.

Итак, повел я почтенного старика в трактир, и мы еще поговорили с ним и его сыном за кружкой, и расстались мы с ним друзьями.

Это было в субботу ночью. В понедельник я с утра пораньше пошел первым делом в галантерейную лавку, что напротив Тринкла — большой обивочной мастерской на Чипсайде.

— Могу я видеть мистера Фибса?

— Я и есть мистер Фибс.

— Ага! Насколько мне известно, вы посылали чистить эту пару перчаток?

— Да, посылал, для молодого мистера Тринкла — здесь, через улицу. Он сейчас у себя в мастерской.

— Ага! Это он там у прилавка, да? В зеленом сюртуке?

— Он самый.

— Вот что, мистер Фибс: тут неприятное дело, но я не кто иной, как инспектор Уилд из сыскной полиции, и эти перчатки я обнаружил под подушкой той молодой женщины, которую зарезали на днях на Ватерлоо-роуд.

— Силы небесные! — говорит он. — Он очень приличный молодой человек, и если его отец услышит, его это убьет!

— Мне очень жаль, — говорю я, — но я должен взять его под стражу.

— Силы небесные! — говорит опять мистер Фибс. — И ничего нельзя сделать?

— Ничего! — говорю я.

— Может быть, вы мне позволите вызвать его сюда, — говорит он, — чтоб это было сделано не на глазах у отца?

— Я бы не возражал, — говорю я, — но, к несчастью, мистер Фибс, я не могу допустить никаких переговоров между вами. Всякую попытку такого рода я обязан пресечь. Может быть, вы ему кивнете отсюда?

Мистер Фибс стал в дверях, кивнул, и молодой человек тут же перебежал через улицу; видный такой, веселый молодой человек.

— С добрым утром, сэр, — говорю я. И он:

— С добрым утром сэр.

— Разрешите мне задать вам вопрос, — говорю я, — Не знавали ли вы особу по имени Гримвуд?

— Гримвуд, — говорит он. — Гримвуд… Нет!

— Вы знаете Ватерлоо-роуд?

— Ватерлоо-роуд? Конечно, знаю!

— А не слышали вы случаем, что там убили молодую женщину?

— Да, я читал об этом в газете, и мне очень было горестно об этом читать.

— Вот пара перчаток — ваших перчаток, — которую я на другое утро нашел у нее под подушкой!

Он был в страшном смятении, сэр! В страшном смятении!

— Мистер Уилд, — говорит он, — клянусь всем святым, я там никогда не бывал. Я, насколько мне известно, никогда в жизни не видел ее…

— Мне очень жаль, — говорю я. — И сказать по правде, я не думаю, что вы — ее убийца, но я должен нанять кэб и отвезти вас к мировому. Впрочем, мне кажется, это такого рода случай, что судья хотел бы — по крайней мере поначалу — вести дело без огласки.

Проведено было негласное разбирательство, и тут выяснилось, что этот молодой человек был знаком, с двоюродным братом несчастной Элизы Гримвуд и что однажды — дня за два до убийства — он зашел проведать этого ее двоюродного брата и оставил у него на столе перчатки. А вскоре затем заходит туда же — кто бы вы думали? — Элиза Гримвуд!