Ричард Олдингтон - Любой ценой

– А я как раз подумал: что будет, если всех троих прикончат прежде, чем немцы доберутся до нашего окопа и некому будет пустить зеленую ракету?

– Ну, тут уж приходится рисковать. Кроме того, такие группы добровольцев выделены во всех ротах.

– Понятно.

– Я вчера определил направление от штаба роты до вашего окопа по компасу, так что сигнал я не прозеваю. Наверно, они окажутся возле нас минут через десять после этого… Первые две-три атаки мы, пожалуй, сумеем отбить.

– Да, пожалуй…

Они помолчали. Потом Хенли заговорил с усилием:

– Ну что ж, дружище, попрощаемся. Желаю удачи.

– Вам также. Всего хорошего.

Из чисто английской сдержанности они даже не пожали друг другу руки.

Был уже четвертый час утра, когда Хенли и Паркер вернулись на свои места. Вся рота уже заняла боевые позиции. Своих сигнальщиков Хенли разместил наверху, под самым накатом блиндажа. Он послал в штаб батальона шифровку с сообщением, что рота находится в боевой готовности. Потом взял свечу и спустился в блиндаж, где они провели столько ночей. Блиндаж казался еще более голым и сырым, чем раньше, – совсем пустой, если не считать коек с матрацами, ящиков и стола.

Снаружи, в окопе, было светло и сыро. Хенли положил на бруствер по обе стороны от себя по ракетнице. В одной была красная ракета, в другой – зеленая. Он устроился в самой левой части окопа, а справа от себя поместил двух солдат. Траншея, ведущая к сторожевой полосе, ярдов на двадцать левее была заграждена рогатками с колючей проволокой и находилась в зоне артиллерийского огня.

Из блиндажа вышел связист и подал приказ. Хенли спустился вниз и при свете свечи прочитал его. Он обратил внимание на согнутую спину и отсутствующий взгляд связиста, который что-то передавал по телефону. В приказе повторялось еще раз, что позиции должны быть удержаны любой ценой. Хенли разозлился, скомкал бумагу и сунул ее себе в карман. Черт их побери, сколько же раз по их мнению надо отдавать приказы? Он вернулся в окоп и снова стал наблюдать.

3 ч. 50 мин. Одна немецкая батарея лениво обстреливает тылы – делают вид, что ничего особенного не происходит.

3 ч. 52 мин. Сигнальные ракеты вдоль всех немецких позиций. Затем тишина.

3 ч. 55 мин. В двух милях справа яростный обстрел полосы шириной в несколько миль. Бой начался.

3 ч. 57 мин. Снова обстрел в двух милях слева. Английская артиллерия открыла заградительный огонь.

4 ч. Со страшным грохотом, который моментально заглушил все звуки, немецкая артиллерия обрушилась на их участок. Хенли невольно отпрянул. Он не раз попадал под сильный артиллерийский обстрел и думал, что испытал уже все самое страшное. Но это было ужаснее, невероятнее, чудовищнее всего, с чем он сталкивался. Вся сторожевая полоса казалась сплошной багровой линией, там беспрерывно рвались снаряды и мины. Ход сообщения был разрушен. Снаряды падали и на их окоп. В ужасном грохоте таким слабым показался пронзительный крик: «Носилки!»

Неразбериха и ужас большого боя захватили Хенли. Грохот снарядов, рев пушек, треск ружейной стрельбы, ослепительные вспышки, пронзительные вопли раненых, стрекот станковых и ручных пулеметов, два солдата рядом с ним, которые, словно обезумев, дергали затворы винтовок и потом неуверенно, трясущимися руками вкладывали новые обоймы, – Хенли видел все и тут же забывал, он помнил только одно: надо наблюдать, внимательно наблюдать. Примерно в полумиле от него взвилась вверх зеленая ракета, потом, немного ближе, – другая. Хенли напряженно глядел в ту сторону, где находился Уильямс, и вдруг заметил, что беспрерывно повторяет одни и те же слова: «Помоги ему бог, помоги ему бог, помоги ему бог…»

Вдруг вспыхнули сразу две зеленые ракеты, одна взлетела прямо вверх – наверно, выстрелил Уильямс, – другая пролетела совсем низко над землей, словно стреляли в какую-то цель; похоже, что связной ранен или вне себя от страха. Сержант убит, это ясно, а теперь убиты, наверно, Уильямс и связной. Хенли выпустил зеленую ракету. Через две минуты заградительный огонь был перенесен.

Хенли крепко сжал в руке ракетницу с красной ракетой. Ну вот, теперь их очередь.

– Носилки, носилки!

Взрыв! Снаряд в их окопе, справа.

Хенли пошатнулся, острая боль пронзила правое колено, в которое попал осколок. В предрассветной мгле он увидел, что один солдат, скорчившись, лежит на земле, а его винтовка осталась на бруствере. Другого солдата отбросило назад, и он лежал на дне окопа, придавленный оторвавшимися досками, а ноги его как-то зловеще и нелепо торчали из-под них. Каска у него с головы была сорвана.