Ричард Олдингтон - Пост обреченных

Поставив точку, Дэвисон увидел, что его рассуждения напыщенны; он оторвал исписанный листок и выбросил его в окно. Он все еще чувствовал себя как-то странно, словно во сне. Возможно, он слишком долго был под обстрелом и мало спал. Мысли его беспрестанно возвращались к тем минутам, когда он стоял на холме, глядя на передовые позиции, и ему представилась борьба между людьми созидательного труда и поборниками разрушения. Пожалуй, в его жизни наступил тогда перелом, нечто вроде прозрения на Дамасской дороге [1]. Да, сейчас кучка разрушителей делает свое дело. Понадобится много десятилетий, чтобы снова поднять мир из развалин, если, конечно, не погибнет вся цивилизация…

Учиться в Корпусной школе связи было сравнительно легко и интересно. Дэвисону пришлись по душе два офицера, обучавшие курсантов, – они были связистами и не особенно требовали соблюдения субординации во имя дисциплины. Нужно только держаться в определенных рамках, и никто не станет к тебе придираться. Какое это огромное облегчение!

Младшие офицеры ели под брезентовым тентом, а спали в коричневых палатках, между аккуратными рядами, которых поверх густой травы были настелены доски. Сразу же за деревней, на пологом склоне холма, начинался дуг, за ним был густой лес, а напротив стоял какой-то замок. Посреди деревни возвышался холм с руинами средневековой крепости, разрушенной англичанами при Генрихе V.

Дэвисон наслаждался жизнью, предаваясь размышлениям. Его огорчало только одно – что дни летят так быстро. После занятий Дэвисон в ожидании обеда устраивался в складном кресле около своей палатки. У него были книги, но он ловил себя на том, что наблюдает за ласточками и стрижами, которые с криками носились над высокими раскидистыми тополями. Смутные мечты завладевали им. Ночью, лежа на походной койке, казавшейся такой удобной после окопов, он часами прислушивался к отдаленному торжественному грохоту орудий.

Дэвисон понимал, что война измотала его, что он был на грани помешательства, когда его сменили с «Поста обреченных». За всю свою жизнь он никогда еще не испытывал такого страха, как в те несколько дней. Это место казалось Дэвисону бесконечно враждебным. Оно словно было для него роковым. Он страшился возвращения туда. К счастью, ходили слухи, что их дивизию переводят на юг.

Однако дело было не просто в суеверном предубеждении против какого-то определенного места – тут было нечто большее. Мысль, которая пришла к нему в то утро на холме, не давала ему покоя. Хорошо бы с кем-нибудь поговорить об этом, но кому тут довериться? Дэвисон понимал, что его мысли и чувства ненавистны начальству. Однако не мог же он перестать думать и чувствовать. Беда только, что ему, обыкновенному человеку, учившемуся лишь в обычной школе, трудно мыслить логически, а тем более – выражать свои чувства. Пытаясь изложить свои мысли на бумаге, он всякий раз испытывал отвращение. Ему совсем не то хотелось сказать. Если б он знал больше, если б мог открыть людям глаза, заставить их понять, что под видом долга и верности их толкают на взаимную ненависть!

Конечно, сейчас ничего нельзя сделать. Ведь если бы он даже заговорил об этом со своими товарищами, которые были так дружелюбны и милы в поезде, они не поняли бы его. А если бы его отношение к войне стало известно всем, ему бы не поздоровилось. Его, наверное, арестовали бы или избавились бы от него другим способом.

Однако Дэвисон продолжал записывать свои бессвязные, беспорядочные мысли и переживания. Он твердо решил: как только воина кончится, он убедит отца послать его в университет, быть может, в Оксфорд, где он будет учиться всему, а главное, научится хорошо писать. Он станет упорно заниматься, сумеет овладеть знаниями, а потом до конца жизни будет помогать людям выбраться из хаоса. О н записал:

«Патриотизм – это еще не все». Вот самое умное, что было сказано за всю войну. То, что со стороны англичанина – патриотизм, со стороны немца превращается в национализм, империализм, высокомерие, и наоборот. Все народы учат своих детей быть «патриотами» и поносят другие народы за разжигание национализма. Но в патриотизме есть нечто хорошее, и это прежде всего верность не только самому себе, но и другим людям. Корень зла не в самой верности, а в том, на что она направлена. Национализм в наше время – злейший враг цивилизации, одна из самых больших опасностей в мире. «Dein Vaterland muss grösser sein». [2]Мы должны быть верны всем людям. доброй воли, которые стремятся к созиданию, но при этом мы должны следить, чтобы созидание шло по правильному пути и не было замаскированным разрушением. И если уж мы должны бороться, то давайте бороться против тех, кто эксплуатирует и истребляет человечество».