Шолом Алейхем - Стемпеню

Впрочем, среди молодых женщин, а еще чаще среди девушек, и теперь находились охотницы постоять со Стемпеню у двери лавчонки, побалагурить о том о сем, посмеяться...

Не всегда такие встречи сходили гладко: увидит любопытная соседка и тотчас расскажет другой, другая - третьей, и пойдет и пойдет... Попадешь на язычок кумушкам, не обрадуешься...

– Скажи мне, Стемпеню, что это опять за толки и пересуды на твой счет? Новую кашу заварил? - допытывалась Фрейдл.

– Какую кашу? В чем дело?

– Еще спрашивает! Известно какую! Никому спуску не даешь. Во всем местечке только и разговоров, что о вас.

– Понять не могу, чего ты от меня хочешь, Фрейдл?

– Чего я хочу? Хочу, чтобы ты бросил свои старые замашки. Давно пора! Где только ни есть в местечке девушка или молодуха, - он обязательно должен водить с ней знакомство и битых три часа разговаривать с ней - не оторвешь!

– А ты, верно, намекаешь на то, что я разговаривал с Эстер, дочерью Авром-Якова?

– Ну, допустим, что с Эстер. Что же она, святая?

– Но ведь мы же о деле толковали.

– О деле!.. Знаем мы тебя, Стемпеню, с твоими делами!

– В том-то и дело, что ничего ты не знаешь. Авром-Якову захотелось отпраздновать свадьбу своей дочери в Егупце, - приходит же человеку в голову этакая блажь! Ну, само собою, когда я увидал Эстер, я сейчас же завел с ней разговор об этом: жаль ведь выпустить из рук такую свадьбу, как по-твоему?

– Вот рехнувшийся дьячок! С чего это ему вздумалось устраивать свадьбу в Егупце? - взволновалась Фрейдл.

В ее зеленых глазках загорелся тот огонек, который всегда загорался в них, когда она чуяла запах денег.

– Что с него возьмешь, когда у него не все дома!-отвечает Стемпеню и, как водится, выходит сухим из воды.

Вот таким образом ему удавалось замять одну историю, и другую историю, и все истории вместе взятые. Стемпеню никогда не терялся; он знал, чем взять Фрейдл.

Когда Стемпеню случалось выезжать со своим оркестром в другое местечко, для него снова начиналась прежняя привольная жизнь, и у него не было ни малейшего желания возвращаться домой. Тут уж, как говорится, ему сам бог велел дать волю своему нраву. И приключения следовали за приключениями, как веселые, так и невеселые. Одним словом, у Стемпеню был свой замкнутый мирок, и сколько бы Фрейдл ни старалась туда проникнуть, вход для нее был закрыт навсегда. Она даже сделала было попытку подкупить Мехчу-барабанщика, но ей это не удалось. В своем обособленном мирке Стемпеню был другим человеком, совершенно непохожим на того Стемпеню, которого Фрейдл знала у себя в доме.

Стемпеню жил в замкнутом мирке, который сам создал для себя. Все большее и большее место, чуть не главное место в его жизни, стала занимать Рохеле. Письмо, брошенное ей в окно, было написано вполне искренне, от всей души, так как Стемпеню влюбился в Рохеле в ту же минуту, как увидал ее на свадьбе у дочери Бенциона Глока.

Не сразу, однако, у Стемпеню родилась мысль написать письмо. Прошло несколько дней, прежде чем огонь, зажженный в его сердце синими глазами Рохеле, разгорелся в яркий костер. Тогда, не в силах совладать с собой, он заперся в своей комнате, где обычно переписывал ноты, и тем же пером, на той же нотной бумаге, написал письмо Рохеле.

Стемпеню немало потрудился над этим письмом, не так-то легко оно ему далось. Он был самоучка, грамоте нигде не обучался. Не удивителыно, что в письме он был неловок.

Несколько дней носил Стемпеню письмо у себя в кармане и не находил способа передать его Рохеле. На чужбине хорошим посланцем в таких случаях служил Мехча-барабанщик, но здесь, под боком у Фрейдл, этот почтальон был опасен.

Стемпеню едва дождался субботы. Он вырядился, точно девица, надел высокую шляпу - последний крик тогдашней моды - и вышел, как всегда по субботам, погулять на Бердичевскую улицу, надеясь встретить там Рохеле. Увы! Много девушек и молодух промелькнуло пред глазами Стемпеню. Иные, зардевшись, поглядывали на него и улыбались. Все были тут. Не было только одной - Рохеле. Письмо не давало Стемпеню покоя. Его влекло к Рохеле с неодолимой силой.

"Надо бы пройтись по той улице, где живет Айзик-Нафтоля. Авось я ее там встречу..."-подумал Стемпеню. И он, не торопясь, подошел к окну, где сидела Рохеле, погруженная в свои думы, и пела знакомую нам песенку: