— Истинно так, — пропели хористы, и служба закончилась.
— Прошу в трапезную, принцесса, — Дубб поманил ее за собой. — У нас как раз обед.
Обедали молча: Алов была слишком голодна, а у жрецов было не принято говорить за едой. В этом смысле Ярелл был вопиющим исключением.
Обильная, хоть и простая, пища начала снова увлекать Алов в объятия сна. Она вышла во двор к фонтану, прятавшемуся в тени деревьев, но его журчание и легкий ветерок только все усугубили. Даже умывание не помогало, и Алов начала клевать носом. К счастью, в это самое время появился Дубб.
— Как ваше самочувствие, принцесса? Вы спали так долго…
— Долго? Но ведь сейчас лишь полдень.
— Вы проспали весь вчерашний день и всю ночь.
Ну и дела. Видимо, сказались две бессонные ночи и все переживания последних дней.
— Я чувствую себя замечательно. Где моя одежда?
— Мы почли за честь постирать ее, принцесса. Вы можете получить ее назад, как только захотите.
— Я хочу прямо сейчас, — Алов припустила металла в голос. — Мне пора.
— Куда вы собираетесь? — Дубб обеспокоился.
— Я пойду за Мост, в Шемкент. Я хочу посетить м… могилу… — голос опять дрогнул и не дал закончить фразу.
— Вам нельзя идти туда одной, принцесса, — Дубб был очень встревожен. — На улицах неспокойно, а в заречье и подавно.
— И что, ты не пустишь меня? Запрешь здесь?
— Нет, конечно нет, принцесса. Кто я таков, чтобы указывать вам. Я лишь прошу вас взять с собой брата Киви. Он сможет защитить вас в случае чего.
Дубб был прав. За рекой вообще настороженно относились к северянам, а сейчас подозрительность наверняка сменилась враждебностью. Алов, конечно, предпочла бы отряд дворцовой гвардии, но за его неимением и жрец сементериума был бы кстати.
Брат Киви оказался здоровенным северянином из Десятиречья, еще толще Ярелла и на целую голову выше. Пшеничная его борода была заплетена в косу, и волосы вероятно тоже, но они скрывались под просторным капюшоном. Впрочем, и без волос никаких сомнений в его происхождении не было. Оставалось только надеяться, что хотя бы его размеры отпугнут коварных южан, которые могут покуситься на ее жизнь. Алов вздохнула и натянула капюшон поглубже.
Мост был почти безлюден. Покупателей было необычно мало, а многие лавки вообще закрылись. Алов старалась вести себя спокойно, но опустевшие торговые ряды вселяли в нее какой-то безотчетный страх. Ей казалось, что торговцы и покупатели следят за ней, а какой-то одноглазый южанин в чалме даже как будто погрозил ей своим кривым кинжалом. Жара становилась нестерпимой. Солнце пламенело в белесом небе и нещадно утюжило землю ослепляющими лучами, отчего тени казались густыми и черными, а краски поблекли, и звуки рынка растаяли вместе с ними.
В тишине они подошли к воротам Шемкента — полукруглой арке из резного черного мрамора. Алов поежилась — чуждая архитектура Востока никогда не нравилась ей.
Улицы города были еще страшнее. Солнце зажгло белым огнем стены домов, обуглило черные колонны и башни, разлилось расплавленным железом по мостовой и уползло в зияющие черные пасти переулков. Редкие прохожие перебегали туда и сюда, как пустынные духи. Вдалеке завел свою заунывную молитву жрец-единобожник. Алов вдруг осознала, что у нее нестерпимо болит голова, причем уже давно. Каждый шаг гулко, как большой колокол, звенел в пустоте.
Наконец, они достигли цели. Старое кладбище Шемкента было построено на месте некрополя древнего полиса Симеос, стоявшего тут тысячелетия назад; кое-где даже сохранились античные саркофаги. За века, прошедшие после заключения Великого Мира, оно оказалось в городской черте. Людей тут уже не хоронили, за исключением нескольких благородных фамилий, некогда построивших здесь свои склепы.
В самой середине кладбища, на Ханском холме, нашел последний приют наследник дома Демиркол. Простой камень в виде буквы «Т» стоял над свежей могилой, исписанный по-горизонтали причудливыми недждскими письменами, а по-вертикали — не менее причудливыми письменами степняков, из которых происходил Озхан.
Алов рухнула на колени, не в силах более стоять. Здесь кончилось все. Кончилась ее жизнь — такая, какой она ее знала. Что будет дальше? Ей стало страшно, и слезы полились из ее глаз. Она сжала в кулаках комочки земли, чтобы не разрыдаться.
Так она просидела довольно долго, словно в каком-то полусне. Крик чайки, невесть зачем пролетевшей над могилами, привел ее в чувство. Голова больше не болела, сознание было чистым.
Читать дальше