Эрнст Гофман - Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца

Берганца.Это не только возможно, но я даже охотно с тобой соглашусь, что такие случаи вовсе не редки, тем не менее мое суждение остается незыблемым. Разумная женщина, получившая в ранней юности хорошее воспитание, свободная от заблуждений и вынесшая из дней своего расцвета благотворно развитый ум, всякий раз будет услаждать тебя приятной беседой, коль скоро ты соблаговолишь придерживаться середины и откажешься от всяких высоких притязаний. Если она остроумна, то у нее найдется немало метких словечек и оборотов, однако это будет не вполне благостное созерцание чего-то вполне комического, а скорее всплески внутреннего недовольства, блистающие фальшивыми красками и способные обманывать и забавлять тебя лишь недолгое время. Если она красива, то не упустит возможности пококетничать, и твой интерес к ней выродится в отнюдь не похвальное сластолюбие (если не употребить другое презрительное слово), какого девушка в расцвете молодости никогда не возбудит в мужчине, когда только он вконец не испорчен!

Я.Золотые слова! Золотые слова! Однако совсем остановиться — пребывать в прежних заблуждениях после уже пройденного поворотного пункта, — ведь это тяжко, Берганца!

Берганца.Но это так! Наши комедиографы очень верно это почувствовали, вот почему некоторое время тому назад на нашей сцене не было недостатка в тоскующих, чувствительных пожилых мамзелях, — печальных остатках того сентиментального периода, на который пришлась пора их расцвета; но это уже давно бесповоротно миновало, и пора бы их место занять Кориннам.

Я.Но ты ведь не имеешь в виду замечательную Коринну [16] …я имел в виду ту самую Коринну… — героиня романа «Коринна, или Италия» Жермены де Сталь (1766–1817), переведенного Фр. Шлегелем, тип независимой высокоодаренной женщины и талантливой поэтессы. — поэтессу, увенчанную в Риме, в Ватикане, — то дивное миртовое дерево, что корнями своими уходит в Италию, а ветви протянуло сюда, к нам, так что, отдыхая под его сенью, мы чувствуем, как овевает нас благоухание Юга?

Берганца.Сказано очень красиво и поэтично, хотя картина несколько грешит гигантизмом, — миртовое дерево, достающее от Италии до Германии, задумано поистине в гиперболическом стиле! Впрочем, я имел в виду ту самую Коринну: изображенная уже явно за пределами цветущего женского возраста, она явилась истинным утешением, истинной отрадой для всех стареющих женщин, перед которыми отныне широко распахнулись врата поэзии, искусства и литературы, хотя им следовало бы помнить, что согласно моему верному принципу они должны бы в пору расцвета уже быть всем, ибо стать более ничем не могут. Скажи, разве Коринна никогда не вызывала у тебя отвращения?

Я.Как бы это могло случиться? Правда, когда я мыслил себе, как бы она подошла ко мне в действительной жизни, мне казалось, будто меня охватывает какое-то тревожное неприятное чувство, в ее обществе я бы никогда не чувствовал себя покойно и уютно.

Берганца.У тебя было вполне верное чувство. Что до меня, то я едва ли потерпел бы, чтобы меня гладила ее рука, сколь бы ни была она прекрасна, не испытывая при этом некоторого внутреннего отвращения, от какого у меня обычно пропадает аппетит, — уж это я говорю тебе так, по-собачьи! В сущности, судьба Коринны — это торжество моего учения, ибо ее нимб меркнет под ослепительно чистым лучом юности, став пустой видимостью, а истинно женское устремление к любимому человеку безвозвратно губит ее из-за ее собственной неженственности, или, вернее, искаженной женственности! Моя дама находила необыкновенное удовлетворение в том, чтобы представлять Коринну.

Я.Что за глупость, ежели она не чувствовала в себе хотя бы настоящего импульса к искусству.

Берганца.Ничего похожего, мой друг! Можешь мне поверить! Моя дама охотно держалась на поверхности и достигла известного умения придавать этой поверхности некий блеск, слепивший глаза ложным светом, так что люди не замечали мелководья. Так, она почитала себя Коринной только благодаря своим действительно красивым плечам и рукам и с того времени, как прочла эту книгу, ходила с более обнаженными плечами и грудью, нежели это подобает женщине ее возраста, чрезмерно украшала себя изящными цепочками, старинными камеями и кольцами, а также часто по многу часов тратила на то, чтобы смазывать волосы дорогими маслами, укладывать и заплетать их в прихотливые, искусные прически, подражая старинному головному украшению какой-нибудь императрицы, — мелочное копанье Бёттигера [17] Бёттигер Карл Август (1760–1835) — веймарский археолог и посредственный писатель. в античных нравах она использовала тоже, однако мимическим представлениям внезапно пришел конец.