Эрнст Гофман - Новеллы

— Господи Иисусе Христе, синьор Паскуале, что это вы делаете тут на ночь глядя и что за страшную сцену вы пережили в этом доме? — так спрашивали Антонио и Сальватор, ибо эти двое прохожих были именно наши хитрецы.

— Пришел мой конец, — кряхтел Капуцци. — Этот паршивый пес перебил все кости, мне и не пошевелиться даже!

— Покажите-ка, — сказал Антонио и ощупал все тело старика, ущипнув его при этом так сильно в правую ногу, что тот громко вскрикнул. — Святые угодники, — воскликнул затем в испуге Антонио, — святые угодники, синьор Паскуале! Вы же сломали правую ногу, причем в самом опасном месте. Если вам не оказать срочную помощь, вы очень скоро скончаетесь или в лучшем случае останетесь навеки хромым.

Капуцци заголосил во всю мочь.

— Успокойтесь, уважаемый синьор, — продолжал Антонио. — Хоть я и стал теперь художником, лекарского искусства я не забыл. Мы отнесем вас в дом к Сальватору, и я в мгновение ока наложу вам повязку.

— Досточтимый синьор Антонио, — проскулил Капуцци. — Вы меня ненавидите, я знаю.

— Ах, — перебил его Сальватор, — о какой ненависти можно сейчас говорить! Вы в опасности, и этого для честного Антонио достаточно, чтобы употребить все свое искусство во имя вашего спасения. Беритесь, дружище Антонио!

Вдвоем они чрезвычайно осторожно подняли старика, истошно кричавшего, что сломанная нога причиняет ему нестерпимую боль, и отнесли его к Сальватору.

Госпожа Катерина уверяла, что предчувствовала какое-то несчастье и потому еще не отправилась на покой. Увидев старика и узнав, что с ним случилось, она разразилась упреками по поводу его поведения.

— Мне известно, — говорила она, — мне доподлинно известно, синьор Паскуале, кого вы опять несли на себе домой! Вы полагаете, что, хотя у вас в доме живет ваша прекрасная племянница Марианна, женская прислуга вам не нужна, и используете бесстыже, греховно беднягу Питикиначчо, сунув его в бабье платье. Но зарубите себе на носy: ogni carne ha il suo osso — у всякой плоти своя кость! Ежели хотите, чтобы девушка у вас жила, то без женщин вам не обойтись! Fate il passo secondo la gamba [315] Шагайте как нога позволит (итал.). — no одежке протягивай ножки. Требуйте от своей Марианны только то, что положено, не больше и не меньше. Не запирайте ее, будто заключенную, не превращайте свой дом в темницу, asino punto convien che trotti, а кто в дорогу пустится, на месте стоять не будет. У вас красивая племянница, и это должно быть главным в вашей жизни, то есть вы должны делать только то, чего хочет эта красавица. Но вы человек не галантный, даже жестокосердный: а еще чего доброго — не хочется мне, правда, в это верить — и влюбчивый, хоть лет вам ой как немало, да ревнивый.

Простите меня за мой язык, но chi ha nel petto fiele, non puo sputar miele [316] У кого желчь в груди, от того меда не жди (итал.). , а когда сердце полно, уста не замкнешь!

Ежели сломанная нога не сведет вас в могилу, что в ваши годы очень возможно, то пусть это послужит вам уроком. Вы дадите племяннице делать все, что будет ее душе угодно, и пусть берет себе в мужья прекрасного молодого человека, которого я, пожалуй, знаю.

Так безостановочно лился этот поток слов, а в то же время Сальватор и Антонио бережно раздевали и укладывали в постель старика. Речь госпожи Катерины кинжалом вонзалась ему в самое сердце, но стоило синьору Капуцци попытаться вставить слово, как Антонио давал ему понять, что всякая речь для него чревата смертельной опасностью, и ему ничего не оставалось делать, как проглатывать горчайшие пилюли. Наконец Сальватор попросил госпожу Катерину достать, по указанию Антонио, воду со льдом.

Сальватор и Антонио убедились, что человек, которого они отправили в дом к Питикиначчо, выполнил их поручение великолепно. Как ни страшно выглядело падение Капуцци, оно не принесло ему никаких повреждений, если не считать нескольких синяков. Антонио так наложил шину на правую ногу старика и так забинтовал ее, что тот не мог пошевелиться. К тому же оба друга, якобы во избежание воспаления, запеленали его в тряпки, смоченные в воде со льдом, так что старика трясло как в лихорадке.

— Дражайший синьор Антонио, — прокряхтел он, — скажите честно, со мной все кончено? Я умираю?

— Успокойтесь, — ответил Антонио, — успокойтесь же, синьор Паскуале. Раз вы так стойко, без обморока перенесли первую перевязку, то опасность, похоже, миновала; но необходим самый тщательный уход, и на первых порах вам нельзя исчезать из поля зрения лекаря.

— Ах, Антонио, — простонал старик, — вы же знаете, как я вас люблю, как ценю ваши таланты! Не покидайте меня! Дайте мне вашу дружескую руку! Так! Вы не покинете меня, мой дорогой, мой славный сынок, не правда ли?